— Так даже лучше.
— Слушай, Богдан, а что ты так на Пахомова накинулся? — с интересом спросил полковник. — Чувствую, что-то есть между вами! — полковник усмехнулся. — Да, как ты думаешь, кто твоих ребят угробил? — Вадим Анатольевич говорил почти шепотом: — Жаль, хорошие были ребята. И «бабки» теперь уплыли… Кто же это такой смелый… Богдан, неужели всех сразу наповал?
— Да… Никто даже пикнуть не успел, — едва слышно ответил Богдан.
— Но кто это? Кто???
— Спинным мозгом его чую! — глаза Богдана сверкнули. — Это тот, кто в курсе моих дел, тот, кто крутится где-то рядом: подглядывает, вынюхивает… И не зря ведь он ударил именно в этот момент!
— Пахом?! — полковник вытаращил глаза на Богдана и застыл.
После того как весь мокрый от пота и сверкающий глазами Богдан покинул кабинет полковника, изложив ему свои соображения, Вадим Анатольевич вытащил из кармана радиотелефон й набрал один московский номер.
— Сивцов? Привет! Вадим из Питера беспокоит… Вот-вот. Да ничего. Только комиссия от вас до сих работает. Сам понимаешь, немного нервирует. Да… Слушай, Петя, у меня к тебе просьба. Найди мне Паукова Андрея Львовича. Ваш московский. Программист. Судя по всему, работает на различные крупные фирмы. С одной из таких у нас был контракт в прошлом году на постановку в наши компьютеры систем защиты информации. Да, Петя, примерно так… Только, Петя, все это должно остаться между нами. Не нужно поднимать на ноги своих людей. Проведи частное расследование: так надежней, да и клиент пугаться меньше будет. В общем, давай, бери его осторожненько за рога и коли, но нежно, Петя, нежно… Да, верно, делай что-то вроде общего массажа. Сделаешь? Ну вот и хорошо. Жду звонка… Да, только ты мне не по служебному, а по радио, да, по домашнему. Есть он у тебя? Звони-звони, он всегда у меня в кармане. Все, отбой!
Вадим Анатольевич положил трубку и, ухмыльнувшись, принялся рисовать в раскрытом ежедневнике треугольники и квадраты, как это еще час назад делал майор Беркович, сосредоточенно готовясь одним взмахом провести окружность…
На скамье перед домом сидел чернявый молодой человек лет сорока-сорока пяти и не знал куда ему деть свои нервные руки с тонкими подвижными пальцами. Он подкладывал их себе под задницу, и тогда со стороны это выглядело так, словно интеллигентный воспитанный человек очень хочет в туалет, которого нет в радиусе трех километров; так хочет, что даже встать не может, и что, вероятно, сейчас он от этого своего несбыточного желания кончится в судорогах прямо на скамейке. Потом он прятал их в карманы куртки и сжимал в карманах кулаки, и все проходящие мимо него думали что это сидит наемный убийца, поджидающий жертву, или террорист, который сегодня непременно должен бросить в кого-нибудь свою бомбу и тем самым восстановить попранное достоинство идиота. Молодой человек наблюдал за одним из парадных входов.
Ах, как ему хотелось сейчас улететь, унестись из этой нищей пустыни к далеким берегам сытости и достатка незаметной птичкой. Но он должен был еще отработать это право беспосадочного перелета через океан тоски и горьких разочарований, чтобы обновленным вступить в райские кущи демократии, свободы и бесплатных бифштексов по воскресеньям.
Это был Эдуард, тот самый «именинник», которого ласково трепал за щечку «ценитель прекрасного» Вадим Анатольевич.
Последние десять лет в своих жизнеудручающих полотнах Эдик пытался нарисовать для себя окно в Америку. Но то ли рука его была не той силы, то ли окно не подходило по размеру, но только Америка плевать хотела на очередного бездомного подкидыша. И вдруг американец, столько лет только обещавший Эдику взять его с собой, сообщил, что дело его теперь «в шляпе». Скоро они отбывают за океан с его картинами, чтобы произвести, фурор в мире искусства. Все это было сказано в почти аристократической манере полунамеков с целым букетом лестных эпитетов в его адрес. Только сначала надо было выполнить одно малюсенькое поручение мистера Гордона — проследить за одним человечком. И все, дальше — Америка, лучшие галереи, слава…
Наконец из парадного вышел мальчик. Он был одет именно так, как следовало из описания. Мальчик отправился пешком к метро.
Эдик вскочил со скамейки, словно ужаленный в одно место, и отправился следом. В его обязанности входило незаметно проводить мальчика до железнодорожной платформы и там посадить в электричку.
Идя вслед за мальчиком, Эдик моментально вспотел: он чувствовал в этом поручении какой-то страшный подвох, и уже от этого его трясло, как злодея на электрическом стуле.
Половцев с удовольствием тесал березовое полено, которое он мыслил в качестве новой ножки для табурета. Внезапно он подумал о сыне, и ему вдруг стало как-то не по себе. Парень один ездит на электричке из города, а потом еще идет около часа от станции по шоссе или минут сорок пять лесом. А вдруг по дороге ему кто-нибудь встретится, какой-нибудь ненормальный тип, которых теперь развелось, как собак нерезаных?
Настроение у Половцева мгновенно испортилось. В нем поселилась тревога, которая сразу стала взвинчивать ему нервы, натягивая их до предела, словно гитарные струны. В голову полезли всякие неприятные и даже страшные мысли.
Половцев вытащил из нагрудного кармана рубашки часы-луковицу и открыл крышку. По его прикидкам, до приезда Андрея оставалось еще около часа. Часы спели литератору нехитрую мелодию, напомнив о тех хлебосольных временах, когда жить человеку с писательским билетом в кармане было сытно и вольготно на Руси-матушке. Кстати, часы эти попали к Половцеву именно в те благословенные времена при странных, даже страшных, обстоятельствах.
Как-то Половцева в качестве литературного кита — а как же, человека периодически печатают в толстых, хотя и периферийных журналах! — пригласили на какие-то традиционные «литературные чтения» в русскую глубинку.
ebooksa