Тот, кто стоит за спиной

22
18
20
22
24
26
28
30

«А вдруг она действительно забыла об утюге и пошла болтать по телефону. Это она может. А проклятый утюг стоит себе преспокойно на штанине, которая вот-вот задымится… Костюм еще можно спасти! А что, если позвонить ей сейчас и снять с себя все эти страхи? Возможно, я успею предотвратить катастрофу. Ведь не зря же мне все это пришло сейчас в голову?!»

С чисто профессиональным вожделением взглянув на майора и со вздохом отложив нож в сторону, прозектор пошел наверх в кабинет звонить домой…

* * *

ОН вошел в черный клубящийся сгусток и сразу словно впал в другое пространство. Здесь ОН уже не мог свободно перемещаться с какой угодно скоростью, одновременно оказываясь сразу в двух, а то и трех местах. То, что раньше давалось ЕМУ без усилий, здесь не получалось вовсе. Движения были замедлены и затруднены: холод сковал, сдавил ЕГО. И самым удивительным было то, что ОН ощутил вдруг слабость и начал задыхаться. Эта холодная и безвоздушная масса втягивала ЕГО в себя, засасывала, как болото… А ОН не мог дышать, не мог двигаться.

Умаляясь в размерах, скованный по рукам и ногам, ОН неудержимо уходил в черное ничто. Болезнь проглатывала его, чтобы перемолоть в своих глубинах, смешав с черным прахом безвременья… Но в самый последний момент уже краем своего почти погасшего сознания ОН вдруг зацепился за память СВЕТА, того самого, который уже вернул ЕГО однажды на землю.

И еще: ОН вспомнил Того, кто вернул ЕГО. И все живое в НЕМ потянулось к этому СВЕТУ. Сконцентрировав всего себя в этом стремлении, ОН закричал: «Я не могу больше! Спаси меня!… Спаси и помилуй!»

Ледяной холод начал ослабевать. Черный сгусток вокруг НЕГО с шипением рассасывался, ослабляя свое чудовищное давление. ОН снова дышал. Яркий свет начал заливать его отовсюду…

Глазницы его дрогнули и начали медленно поворачиваться к свету.

* * *

«Так и есть! — думал прозектор, подходя к анатомичке. (Он дошел таки до телефона, но когда уже набрал номер и услышал уверенный голос жены, в страхе бросил трубку: ему вдруг стало ясно, какой он дурак и что все это не более, чем наваждение.) — Экая дурь в башку лезет, а я паникую! Эта слабая женщина только обложила бы меня, как рыночная баба. Эх, так мне и надо, дураку!… Ну и ладно. Начну, пожалуй, тебя, братец мой, потрошить. Уж не взыщи, но начнем с ливера, а «коробку» твою оставим, так сказать, на закуску!»

Подходя к «жмуру», Миша Бурков деловито потирал ладони, предвкушая момент постижения еще одной тайны. Ибо что есть человек, как не тайна, даже если он уже на мраморном столе голышом и над ним колдует пытливый патологоанатом?

Приблизив свое лицо к белому телу майора, прозектор взял в руки нож и уже собрался произвести вскрытие, но тут до его слуха донесся едва уловимый шепот:

— Утюг…

— Что утюг? — вздрогнул Бурков и прикусил язык.

«Вот опять эта самая дрянь наползает», — подумал он.

— Да, брат Миша, нервы. Нервишки шалят. А все этот спектакль дурацкий! Голову на отсечение даю, что Гаев будет ходить по сцене максимум в плавках, а Раневская непременно разденется где-нибудь за шкафом и выскочит в таком виде к накрашенному, как гомик, Лопахину, — громко, скорее всего для того, чтобы успокоиться, сказал прозектор и вновь склонился над покойником.

— Пропал твой костюм, Миша, — спокойно сказал покойник вполне человеческим голосом.

Прозектор замер. Он понял, что это галлюцинации, и для того, чтобы побыстрее избавиться от наваждения, с чувством опустил острое, как бритва, лезвие ножа в тело покойнику чуть выше лобка.

— Ой! — закричал покойник и дрыгнулся так, что прозектор отскочил от стола, округлив глаза. Покойник лежал все в той же позе, не шевелясь.

— Так, — Бурков старался быть рассудительным. — Пойду-ка приму душ. Верно, душ Шарко против «глюков» первейшее средство. Потом «хлопну» стаканчик «шила» и полчасика придавлю в ординаторской… и не пойду в театр. Во, точно! А она там пусть себе визжит свиньей недорезанной и топает ногами сколько ее змеиной душе угодно! — стараясь не смотреть на говорящего покойника, Миша бодряцки хлопнул себя по бедру.

Он подумал, что до принятия всего комплекса процедур, ему, пожалуй, надо бы воздержаться от общения с этим покойником.

Но подобно гоголевскому Хоме-философу, прозектор не смог сдержаться!