Идя к выходу из анатомички, он все же задержался около майора и с интересом заглянул ему в лицо…
Глаза майора были открыты!
«Непорядок!» — подумал Бурков и собрался своей ладонью закрыть их, но в этот момент голова майора начала подниматься с легким скрипом суставов, застывших на холоде. И прозектор, чертыхнувшись, решил досмотреть свою «покойницкую» галлюцинацию до конца.
Майор сначала с трудом повернул голову вправо, потом очень медленно — влево, и его взгляд встретился с глазами Буркова. Прозектор Бурков старался не думать и не делать никаких выводов, прежде чем… В общем, он решил поменять порядок лечебно-профилактических процедур, которые только что назначил сам себе. Он решил начать сразу с «мерзавчика»!
Не отрывая глаз от «жмура», прозектор попятился к стене, где в тумбочке стояла бутыль. Поскольку времени найти стопку у Буркова не было, он, все так же не сводя глаз с покойника, вытащил зубами стеклянную пробку из бутыли и выплюнул ее себе под ноги.
— Ну ладно! — мстительно сказал прозектор и, шумно выдохнув, влил в глотку сразу граммов сто чистейшего медицинского. Глаза прозектора попробовали было выскочить из орбит, но медик усилием воли не позволил им это сделать. Он только сморщился и смахнул с ресниц слезы. — Щас посмотрим, щас! — угрожающе прошипел Бурков и на всякий случай добавил еще столько же чистейшего.
Покойник внимательно смотрел на прозектора. Глаза его прояснились, и он ласково сказал прозектору:
— Не надо, Миша!
— Миша?! — заорал Бурков, возмущенный такой наглостью «жмурика». — А ну на место! Ложись, я тебе сказал! Что себе позволяешь? Тут люди работают! Умер, так лежи и не капризничай, не мешай другим работать, долг, понимаешь, служебный выполнять!
Покойник слез с мраморного ложа и взял лежащую рядом простыню, под которой еще совсем недавно его привез сюда санитар-философ.
— Извини, Миша, спешу, — накинув на плечи простыню, покойник, ежась от холода, пошел к выходу, отодвинув плечом Буркова, вставшего у него на пути с намерением задержать беглого «жмура».
Прозектор посмотрел на желтые, натурально покойничьи пятки майора и пробормотал:
— Факт: пятки желтые и пульса нет… Ну куда он такой пойдет?! Кому он такой нужен-то?!
После этого Миша Бурков глотнул еще немного «бодрящего» из бутыли и посмотрел на стол, втайне надеясь, что покойничек все же на месте, что «лекарство» подействовало и кризис миновал. Увы, мрамор был пуст.
Растерянно поморгав еще несколько минут, прозектор, цепляясь за стены, отправился принимать душ Шарко, показывая дули окрестным покойничкам, ждущим от него хирургического вмешательства в их сокровенные глубины, и с обидой в голосе сообщая им, что раз они теперь без спроса бегают по своим делам, то ни в какой театр он не пойдет. А там пусть хоть вся ихняя труппа трясет в своем гадком «Вишневом саду» два часа подряд сиськами, позоря имя незабвенного душеведа Чехова, ему, прозектору Мише Буркову, плевать хотелось на такое новаторство!
В больничном коридоре его встретил раздетый до трусов санитар Саша, дико хохотавший над чем-то. Поскольку состояние Миши было идентичным состоянию Саши, души обоих медицинских работников с нежностью потянулись друг к другу.
— Почему? — с трудом выговорил прозектор, имея в виду внешний вид санитара. — Где форма одежды, брат? — прозектор все же заставил свой язык пояснить свой первый вопрос.
— «Жмурик» раздел! — хохотал Саша, багровый от веселья и неподдельного ужаса. — Майор-то деру дал! В моих штанах, понимаешь, в рубахе. Во, даже ботинки снял. Ругался, что жмут… А от носков отказался. Почему отказался? Я их ношу-то всего полгода…
— Значит, все верно, — грустно сказал Миша.
— Что, Михал Семеныч, верно?