Ландскнехт

22
18
20
22
24
26
28
30

– Почему не напился? После первого дела все пьют. Это точно первое?

– Точно, – ответил Мельник.

– Что сделал, когда домой пришел?

– Помылся, трахнул жену и заснул.

– Тоже неплохое средство. А теперь честно, о чем вчера думал?

– Не помню, – сказал Мельник, – муторно как-то было.

– Ну это со всеми поначалу бывает, – с облегчением произнес Хрусталев. – Жене что-нибудь рассказывал, о чем вчера говорили?

– Ни о чем. Я и трахнул-то ее, чтобы успокоиться.

Глядя в честные глаза подчиненного, Хрусталев отбросил последние сомнения. Человек, который после первого убийства ведет себя спокойно, должен иметь психические отклонения. У Хрусталева уже был печальный опыт. Неизвестно, как этого парня пропустила ПФЛ, через которую проходят желающие работать в органах внутренних дел, но, видимо, погрешности случаются и там. При задержании он был вынужден применить оружие и убил двоих, потом, как выяснилось, без всякого повода. Дискомфорт он после этого не испытывал. Спустя восемь месяцев уголовный розыск арестовал маньяка, насиловавшего и расчленявшего детей в лесах Ленинградской области. По факту этой истории Хрусталев получил выговор за изъяны в воспитании личного состава. С тех пор он очень внимательно следил за моральными качествами своих бойцов и старался больше не ошибаться.

– Ты привыкай, – сказал Хрусталев. – Иногда с этими подонками иначе нельзя. Они в наших ребят стреляют, а мы с ними либеральничаем. Надо ввести закон, как в Чикаго: за каждого убитого полицейского – шесть убитых бандитов. Живо бы научились уважать.

Мельник не мог с ним не согласиться. Бандиты действительно наглели все больше с каждым днем, и вчерашняя операция уже не казалась ему жестокой. Вот только с Полиной получилось как-то нехорошо. Мельник весь день готовился к разговору, но при виде жены боевой пропагандистский настрой куда-то испарился. Он виновато зашел в комнату и присел на кровати. Жена кормила ребенка, демонстративно не замечая его присутствия.

– Прости, – начал Мельник.

Полина опустила голову, делая вид, будто поглощена процессом кормления.

– Я вел себя как скотина, – выдавил Мельник. – Ну… не знаю, что на меня нашло.

Жена опустила засыпающую дочку в постель и обернулась, поплотнее запахивая халат. На глазах ее были слезы.

– Мне страшно, – тихо произнесла она. – Ты меняешься.

– Я меняюсь? – Мельник поджал губы. – Да, я изменился. Так надо для службы и… для нас всех. Эта пересадка…

– Нет, не физически. – Полина осторожно коснулась его руки. – К этому я привыкла. Но ты еще и сам меняешься, духовно. Ты постепенно становишься другим, я не помню, чтобы ты был такой жестокий.

– Ну, ты преувеличиваешь, – заметил он.

– Со стороны лучше видно, – покачала головой Полина. – Я каждый день смотрю на тебя, и мне становится страшно. Перемены в тебе – это как скачок. Раз, и ты чуточку иной. В другой раз опять. Это как-то связано с работой?