Иллюзия отражения

22
18
20
22
24
26
28
30

Через минуту я уже мчал к отелю. Остановился у светофора. Невнятная тревога накатила вдруг, разом, но понять ее причин я так и не успел: рядом раздался рокот мотоциклетного мотора и в открытое окно автомобиля прямо мне на колени упал прозрачный баллончик. Через секунду он разорвался с характерным треском; острый, саднящий запах резеды словно вдавил меня в кресло, и я провалился в беспамятство.

Очнулся я в странном месте. Комната была похожа на кабинет врача-психиатра, работающего с буйнопомешанными. Ибо к креслу я был прикручен ремнями. Мне сделалось страшно, но и сам страх этот был странным: так мы боимся во сне наших неотвязных кошмаров, лишенные возможности действовать и хоть как-то противостоять и этому страху, и тем образам, что рождает мятущийся разум.

Я помотал головой и, будучи если и не вполне материалистом, то человеком здравомыслящим, отнес упомянутые страхи к последствиям действия неизвестного пахучего газа. Тем более одна здравая мысль бродила-таки в голове и внушала ее обладателю, мне то есть, нешуточный оптимизм: если бы хотели грохнуть, уже грохнули бы. Пусть оптимизм этот был насквозь надуманным и отсутствовала в нем уверенность и в завтрашнем, и в послезавтрашнем дне, а все же – лучше такой, чем никакого. Впрочем, был повод и для самого черного пессимизма: что, если за время вынужденного моего беспамятства умный доктор – Кински? Данглар? Кузнецова-Карлсон? – уже провел со мной разъяснительную работу и через минуту-другую я почувствую непреодолимое желание стать каплей росы, песчинкой, Наполеоном Бонапартом? И – как только меня отвяжут, полезу на табуретку?

...Он смотрел голубыми глазами,Треуголка упала из рук,И на нем был залитый слезамиИмператорский серый сюртук [2].

Ну уж нет! «Рабинович, как здоровье?» – «Не дождетесь!»

Двери открылись, вошли двое сухощавых мужчин лет около сорока. Следом дама закатила коляску.

– Если я хочу с кем-то встретиться, я с ним встречаюсь.

В коляске сидел закутанный в плед Александр Алиевич Арбаев. Шея и левая рука его были закованы в гипс; полагаю, ногам тоже досталось, но за драпировкой их не было видно. Признаться, оптимизм мой убавился, но не исчез.

– Развяжите ремни. Он не дурак. И ломиться никуда не станет.

– Зачем мне бегать от своего счастья?

– Знаешь меня?

– Еще узнаю. Время есть.

– Уверен?

– А кто в чем теперь может быть уверен?

– Ты кто вообще?

– Спасатель.

– Ты был с моей Алиной... Рассказывай.

Я рассказал. Скупо и безэмоционально. Придерживаясь фактов и упуская, по укоренившейся привычке, подробности. Арбаев не перебивал. Только смотрел на меня черными зрачками. Признаться, вид у магната был устрашающий.

– Теперь скажи, что ты обо всем этом думаешь? И – что мне обо всем этом думать?

– Кто-то провел с Алиной кодирование и запрограммировал ее на самоубийство. Возможно, при этом использовались наркотики. Позвонили по телефону, назвали кодовое слово – и девушка спрыгнула на мостовую.

Лицо Арбаева казалось застывшей маской. Я знал, что у Арбаева еще два сына и внук, но... Кто в таком случае может сказать о соизмеримости потери? Никто.