— Это Столетник. — А-а…
— Где мальчик?
— У нас.
— Верните его.
— Где ты находишься? — А ты угадай!
— Значит, так… Слушай внимательно. Привезешь чемодан…
— Слушай меня ты! Привезете мальчика к универмагу «Украина», к центральному входу, завтра в 12.00…
— А если не привезем?
— Тогда «вишню» я съем сам, а вам и косточек не останется. Усек?..
Все, время! Я повесил трубку. Монета еще осталась: уложился с запасом. Не найдя сил перепрыгнуть «Козинское море», я ступил в воду и с полным безразличием к жизни зачавкал к генеральскому дому.
Хозяина я нашел в кабинете: он стелил мне постель. Из фарфоровой пол-литровой кружки на тумбочке у изголовья шел пар. Я подробно рассказал о разговоре. Он протянул мне кружку и вместо оценки моих действий приказал:
— Выпей, все до дна крупными глотками. Потом раздевайся и ложись.
— А Мишка?.. Надо же что-то делать!
— «У раненых не спрашивают о положении на поле битвы» — так, кажется, сказал Наполеон? У тебя температура, как у курицы, что ты можешь делать?
— Почему… как у курицы?
Он улыбнулся.
— Пей, это мощный отвар, — сказал, потеплев, — завтра ты понадобишься здоровым… А у курицы самая высокая температура — сорок два градуса. Только она при этом чувствует себя лучше, чем ты при тридцати восьми.
Похоже, инициатива мне больше не принадлежала. Ну что ж, подчиненным быть всегда легче — ничто не угнетает так, как груз ответственности за принятые решения. Если Хобот переложил его на свои плечи — значит, поверил?
— Константин Андреевич, — остановил я его у двери, — а «дипломат» вы случайно обнаружили?
— Хочешь знать, не сболтнула ли Валерия? — точно угадал он мои мысли (профессия!). — А кирпичи из стопки ты что, в карманах вынес, Нат Пинкертон?