Рэмбо под Южным Крестом

— Он бы визжал от радости, — без улыбки сказал Гвари, — и у него родилась бы идея, достойная провинциального полицейского. Для начала он объяснил бы тебе, что это не шрамы, а знаки агассу: следы когтей крокодилов. А закончил бы тем, что предложил идти в крааль, чтобы стать вождем панамолей. И тогда ты бы легко раскрыл тайный союз, нашел своего сэра Джеймса, а он бы получил орден и повышение по службе. Ведь в самом деле еще совсем недавно людей с такими рубцами, как у тебя, запросто выбирали вождями племен.

Вот как! — удивился Рэмбо и даже открыл глаза. Я знал об этом, но не думал, что все это так серьезно.

— Так же серьезно, — сказал Гвари, — как если бы без рубцов тебя приняли за бестелесный дух — за человека без рода и племени. Так что радуйся.

— Я радуюсь, Пит, и думаю, что те, кто меня рубцевал, — Рэмбо потрогал на щеке шрам, — были все-таки страшнее крокодилов. Давай отдохнем. Я уже сплю, Пит.

Гвари удивленно хмыкнул: он никак не мог поверить, что можно так вот, мгновенно засыпать и так же мгновенно просыпаться — будто и не спал. Он закрыл глаза и решил сразу же уснуть. И чем больше он думал об этом, тем дальше уходил от него сон. Он уснул только тогда, когда прислушался к спокойному дыханию Рэмбо.

Вторую половину дня Рэмбо и Гвари провели в ожидании конца рабочего дня. Рэмбо исследовал каждый дюйм участка Шаве, но так нигде и не обнаружил Мьонге. Или же он удостоверился, наконец, что люди, прибывшие из Киншасы, действительно топографы, или же нашел себе такое укрытие, которое не сможет обнаружить ни одна труба. Новый промывальщик Ньяма работал, как заведенный механизм, и сколько Рэмбо с Гвари ни наблюдали за ним, не обнаружили ничего подозрительного.

Но вот раздались трели свистков, и рабочие потянулись к проходной. Ньяма бросил решето на испытанный прибрежный песок и окунулся несколько раз, смывая с черного тела серый пот. Рэмбо следил за каждым его движением, но ни одно не привлекло его внимания. Ньяма вышел из реки, легким небрежным движением подхватил решето и неторопливо пошел вслед своим соплеменникам.

Рэмбо внес теодолит в палатку и снова, как и в прошлый раз, установил его у окна.

— Джон, — спросил Гвари, глядя на приготовления Рэмбо, — ты думаешь все-таки, что не один Макиуда знал этот хитроумный способ?

— Даже не сомневаюсь, — уверенно сказал Рэмбо. — Ведь Макиуда был не первым, кого постигла печальная участь.

— Но тогда почему они лезут под ножи крокодилов? — не мог понять Гвари.

— А кто из панамолей знает, что в этом виноваты алмазы? — ответил вопросом на вопрос Рэмбо. — Макиуда нашел камень, о котором никто не знал, и сразу же понес его Шаве. А кому известно, что он был у бельгийца? Опять никому. Так что для панамолей это обычное ритуальное убийство.

Гвари вполне удовлетворило это объяснение, но оставалось еще одно обстоятельство.

— Но когда Ньяма увидит, — сказал он, — что второй колышек пуст, он сразу догадается, что Макиуда взял алмаз и убили его с целью ограбления. Неужели у него сразу же не возникнут подозрения?

— Знаешь, Пит, отчего ты так мудро рассуждаешь? — спросил Рэмбо. — Оттого, что ты знаешь больше Ньямы. А он и думать об этом не станет. Он просто решит, что Макиуда не успел размотать леску. Что-то ему помешало, или не приготовил катушку. Да мало ли причин!

— Пожалуй, ты опять прав, — согласился Гвари и осторожно выглянул в окно. — Джон, — все же не смог скрыть удивления следопыт, — он идет!

— Отлично. Вот теперь ты сам убедишься, знает ли панамоль столько же, сколько знаешь ты, мудрец.

Ньяма прошел мимо них легкой пружинящей походкой, играя мускулами, словно бегун перед стартом. На нем была лишь светлая набедренная повязка, впрочем, не настолько изящная, чтобы в ее складках не могла поместиться какая-то катушка. Рэмбо отметил это сразу. Ньяма, не останавливаясь, сразу же вошел в воду, уверенно прошел несколько шагов и резко остановился, наткнувшись на корзину. Он отвязал ее, вытащил на берег и выбросил на песок пять-шесть рыбин, которые, упруго извиваясь, начали свой предсмертный танец. Ньяма отшвырнул их ногой подальше от воды и пошел ставить корзину на место. Когда он привязал ее к шесту, ему осталось найти на воде поплавок, за который была привязана леска. Но Ньяма не стал его искать, он сделал проще: поплыл, пока не наткнулся на саму леску. Вернувшись к корзине, он погрузился в воду, и через несколько секунд все было сделано. Макиуда был постарше и поэтому — осторожнее и осмотрительней, молодой и горячий Ньяма надеялся еще на ловкость и проворство.

На берегу он достал из складок своей набедренной повязки кусок лески, нанизал на нее за жабры улов и таким же пританцовывающим упругим шагом стал подниматься вверх от реки.

— Знаешь, — сказал Рэмбо, отходя от окна, — когда он нырнул, чтобы привязать леску, у меня было такое ощущение, что он затягивает петлю на своей шее. Итак, снасть для ловли алмазов готова, как думаем мы с тобой, но не будем надеяться на наше воображение.