— А что такое случилось?
— Да ехала пьяная и с моста навернулась.
И соответственно буль-буль… деструктировалась… глупая девочка.
— А при чем здесь Малахов и Чуриков?
— Да она от Антохи и ехала, — после некоторой паузы проговорил Осокин, быстро обменявшись с Ильей взглядом. — А Якорь об этом узнал и жестко рамсовал.
— Ясно, — кивнул Владимир. — Дедовской Александр Данилович — это звучит гордо. Колоритное имя.
— Его еще не прощупывала ФСБ? — проговорил Афанасий. — Все-таки такое замечательное прошлое. А отец Малахова — мужчина серьезный.
— В ФСБ этим заниматься не будут, — сказал Владимир. — А в прокуратуре и угрозыске Малахову сказали: наши сожаления, высокочтимый Константин Ильич, но — никаких улик.
— Да и дружит Якорь с прокуратурой-то, — сказал Осокин. — Он теперь смирный… после трех ходок-то. Сейчас все они резко умнеют. Он раньше с нами даже тусовался вместе… он же постарше, может, лет на пять, не больше. Молодой еще, но уже наглухо тертый. Бывший беспределыцик. Зато сейчас исключительно цивильный. У нас на заочном учится на втором курсе… решил в образованные податься.
— Где его можно найти? — отрывисто спросил Владимир.
— Да в конторе своей. «Пенаты», что ли, называется. Недалеко отсюда.
— Очень хорошо, — сказал Владимир. — Завтра непременно зайду справиться о его здоровье. А там посмотрим на реакцию почтенного господина Дедовского.
— Только ты все-таки поосторожнее, если что, — отозвался Олег. — Якорь… он очень вежливый.
Слова Осокина позабавили Свиридова.
— Вежливый — это очень хорошо, — сказал он. — Кстати, самые жуткие ублюдки, которых я знал, были отменно вежливыми людьми и блистали джентльменскими манерами.
— Сэр, не соблаговолите ли подать мне овсянку? — буркнул с дивана уже засыпающий Фокин, и его слова тут же потонули в захлебывающемся нервном смехе Ильи и Олега…
— Сначала Дедовской, — сказал Владимир. — Потом еще один человек.
— Это кто? — спросил Илья.
— Та дама, к которой ходил перед своей смертью Валек. Анна Кирилловна.
Нехорошая усмешка перекосила лицо Осокина, а Илья сказал: