— Грех случится.
— Много раз уже. Почему не опять?
— Мне позвонить нужно.
— Звони, кто тебе мешает?
Возле телефона лежали две вещи: пистолетик ПСМ и карманного формата книжка в твердом переплете.
Подумать только, Ляззат минувшей ночью явилась с подарком. Книжка называлась «Аль-Фараби. Социально-этические трактаты».
Я мягко вывинтился из «замка», дотянулся до томика и, открыв наугад, прочел вслух:
— Некоторые считают достойным настоящего мужчины и проявлением могущества беспрерывные войны и боевые потехи, обжорство, празднества, совокупления и пустопорожнее присутствие всюду, где собираются подобные. От пресыщения слагают стихи и заставляют их слушать, выставляясь многомудрыми…
— Философ дал тебе в глаз, Бэзил, — сказала Ляззат.
— И за такие тексты его чалму увековечивают на банкнотах?
— В двести, пятьсот и тысячу тенге. Скоро появятся пятитысячные. Тоже с его чалмой.
— Плохи дела у вашего казначейства, — сказал я.
— Что значит — плохи? Пятитысячная равна тридцати пяти долларам… Сори и сори крупными деньжатами.
Я хохотнул.
— Что тут смешного? Страна богатеет!
— Деточка, твоя родная республика перестала печатать символы национальной кредитоспособности в Лондоне. Теперь они втихаря изготавливаются в Алматы на бывшем филиале типографии бывшего союзного Госзнака… Приходится экономить, а потому использовать одну и ту же матрицу с чалмой Аль-Фараби, меняя цвет да цифирь…
— Господи, и откуда ты это узнаешь?
Ну, вот, подумал я, решение и пришло. И сказал:
— От своего друга. Олега Притулина. Мы здорово вчера кутнули. Кантовались по городу, где открыто… Под утро завтракать в ресторан он не пошел. Сказал, что придавит пару часов до работы. А я попросил подавальщика позвонить тебе… Олег чудный парень, как ты думаешь? И, кажется, живет в этой же гостинице… Дочь его, как ее… Мила… уж точно. Я Олега едва отговорил идти бить какого-то типа, который с ней сожительствует, что-то в этом роде… Не позвать ли нам их вечером?
— Ты Олегу собираешься звонить?