Каникулы вне закона

22
18
20
22
24
26
28
30

— Почему меня не предупредили? — спросил я.

— Я проболталась, — сказала Ляззат. Она снова взяла меня в «замок».

— Зачем?

— Ты не рад?

— Это работа, — сказал я. — Если посылают довесок для контроля, подошел бы Притулин.

— У Притулина своя кампания, у меня своя. Моя сильнее, поэтому довеском меня назначат.

Я во второй раз за время нашего знакомства подумал, как славно было бы путешествовать с Ляззат. Любовницей и дочерью. Она сильная, и на неё я бы действительно положился.

Но все это в ней — ложь. Ее ложь. И в постели ложь? Про постель, приходилось признаться, так я не думал. Давал слабину. И тут услышал:

— Фима, я, наверное, люблю тебя.

Слава Богу, она обращалась к выдуманному в Москве чучелу, а не ко мне.

— Я не Фима, — ответил я. — Только его оболочка, мои душевные качества…

— Мои такие же. Забудем про них, — сказала Ляззат.

Во второй раз мы проснулись почти в сумерках. Для кого-то минул рабочий день. Нас никто не побеспокил. Ни Ибраев, ни Жибеков. Натура человеческая, говорил Конфуций, в основе своей благородна.

Я зажег лампу на тумбочке и поднес к глазам надтреснутый циферблат «Раймон Вэйл». До похода в бар «Шале» оставалась уйма времени.

Интересно: увяжется ли за мной Ляззат?

Она щурилась на свет лампы, положив подбородок на мое плечо.

Номера своего личного телефона в конторе Притулин мне не давал, конечно. Посторонние в подобные службы звонят через центральный входной и контролируемый телефон.

Интересно: когда Ляззат донесет за эту оплошность на Притулина? И кому?

— Пожалуй, встану наконец-то, — сказала она. — Это ужас, что мы творим… Ты не почистишь мою пушчонку, пока я поплещюсь в ванной и потом прогуляюсь немного?

2

Иногда мой космополитизм мне же внушает отвращение.