Каникулы вне закона

— Так и ехать? — спросил он.

— Так и ехать. К гостинице «Турист». Знаешь где?

Он кивнул.

— У тебя есть деньги?

— Есть.

— Где лежат?

— Бумажник в нагрудном кармане пиджака. Документы оставь…

— Оставлю…

Он сделал попытку захвата правой, когда я завис над его плечом, запуская руку под кожаную меховую куртку. И напрасно, потому что я ждал нападения. В конце концов, он сам нарывался на силовое решение.

Вывернув ему шею, я тычком сбросил рукоять передач на нейтралку и, перекинув руку на обмякшее колено водителя, уткнул его ступню в педаль тормоза и надавил. Худо-бедно замедляя ход, «Додж-Рамчарджер» крутанулся, и я, будто с карусели, обозрел окрестности вокруг шоссе — далекие, едва выделявшиеся на снегу домишки, слабые огоньки фонарей на столбах и затем лас-вегасские всполохи Астаны.

Мои «Раймон-Вэйл» показывали шестой час утра.

Я не приметил поста дорожно-полицейской службы по пути на аэродром из города. Останавливать для проверки, хотя бы документов, меня, по всей вероятности, некому. В любом случае, в пешем строю я окажусь и приметным, и подозрительным в этот час и в этом месте.

Шоссе и город оставались пустынными. Пара машин и три или четыре зябко сутулившихся прохожих — вот и все, кому попался на пути к гостинице «Турист» трепаный «Додж-Рамчарджер 150 AW». Я оставил внедорожник с его омертвелым владельцем в начале улицы Бейбитшилик, на углу, с видом на запорошенные метелью профили трех гранитных мудрецов, символизирующих неведомые мне демократические традиции степей.

Я загасил габаритные огни машины, поставил её на ручник, выключил двигатель и вложил в карман меховой кожаной куртки завалившегося на пол водителя ключи зажигания от угнанной вазовской «шестерки».

Метель расходилась не на шутку. Учащая шаг в сторону гостиницы «Турист», видневшейся над крышей похожего на барскую усадьбу здания столичного акимата, я подумал, что к рассвету, наверное, потеплеет. Интересно, вылезла Ляззат уже из нагретой постели или нет?

В гостиницу я вошел со стороны ресторана. Завтраки начинали подавать в семь утра. Я с наслаждением пригубил горячий крепкий ароматный кофе, который лично принес метр, он же кассир, памятуя щедрые чаевые, полученные — о Господи! — уже два дня назад. Я попросил его позвонить в мой номер, напомнить мадам, что пора вставать, и спросить, через сколько минут готовить кофе и для нее.

Бумажник оказался итальянской кожи. Не трогая документы, я переложил восемьсот двадцать долларов и девять тысяч шестьсот тенге в свой карман, протер бумажник салфеткой, чтобы не оставлять отпечатки пальцев, и, пользуясь одиночеством, швырком запустил под батарею отопления в дальний от себя угол.

Когда я выпрямился, злющая, с ввалившимися глазами Ляззат вышагивала ко мне через зал, показывая немыслимые коленки и сиреневое белье между полами распахнутой лисьей шубки. Я встал, чтобы отодвинуть ей стул. И, помимо воли, не сдержал зевоту, которой свело челюсти.

Поцелуя «С добрым утром, дорогая!» не получилось.

Глава девятая