— Хреново, — повторил он оценку происходящего. И припал к живительному источнику.
Русский язык на линиях «Эйр Казахстан» был третьим. Стюардесса бойко оповещала на великом и могучем о задержке вылета.
Я умею спать по принуждению. Еще со времен пансионата для детей малоимущих эмигрантов на Бабблингвелл-роуд в Шанхае, где в пустых, без мебели комнатах делать было совершенно нечего. Или спи на полу, или броди по обветшалому зданию, откуда детей спешно разбирали родители, поскольку в город входили бойцы Мао. Из пансионата, кроме способности впадать в сон, я вынес и имя Бэзил вместо Василия… Я представлял себя щенком, которого уносит в море на оторвавшейся льдине в студеную бескрайность. Даже не щенком, потому что собаки умеют плавать… Котенком, который определенно не выплывет, и умрет без свидетелей, не превращаясь в слякотную мумию, слипшуюся с прелыми досками. За стеной пансиона, некогда бывшего католическим монастырем, выкапывали гнилые гробы и сбрасывали с набережной Вампу в воду, кипевшую от жирных карпов…
Я почувствовал, как мягко сдвинулся «Боинг», набирая скорость, вырулил на взлетную полосу, пошел быстрее, меня вдавило в кресло на взлете, и я заснул по-настоящему.
…Наверное, мы давно перелетели через Уральские горы в Азию, когда специальный агент ФБР Николас Боткин, толстый и подвижный, под два метра ростом, читавший на Алексеевских курсах «Теорию и практику идентификации», заговорил со мной голосом Ефима Шлайна. Он объяснял причины, по которым сдавал меня, своего агента, противнику. Предательство, поучал он, представляется позором только любителям. Добровольцам. Энтузиастам. Молодгвардейцам. Профессионалу плевать на моральные оценки. Он, то есть Шлайн-Боткин, обязан выиграть. Это шахматная партия, в которой не выдают только короля. Попался в западню, отдавай любые фигуры, жертвуй без сомнений и угрызений совести, выдавай хоть всех ради спасения короля Шлайна-Боткина. «Разведка не армия, — выкрикнул он свое любимое поучение. Перерыва в боевых действиях не знает, не до гарнизонных вечеринок со стихами «Жди меня» и суворовских застолий с тостами насчет того, что сам погибай, а товарища выручай. Выручать приказано шефа, и только, товарищи обойдутся… Операция продолжается!»
И, тронув меня за плечо, намного тише спросил:
— Вы пересаживаетесь на рейс в Чимкент?
Сон лопнул. Редко, но все же случается, когда возвращаешься к реальной жизни с удовольствием.
Из полумрака салона возникло расплывчатое лицо третьего или какого там по счету пилота, которого используют на побегушках. Он повторил вопрос.
— Нет. Я выхожу в Алматы, — ответил я.
— Мне сказали, кто-то сидящий здесь, у прохода. Вы — художник?
— Сосед. Вот этот.
— Проснитесь, — сказал ему пилот.
— Что? — хрипловато откликнулся огромный толстяк.
— Подлетаем к Алматы. Ваш рейс на Чимкент через полчаса после того, как сядем. Приготовьтесь. Вы выйдете первым, вас отвезут с другими транзитными пассажирами к самолету на Чимкент. Из-за московской задержки времени в обрез… У вас багаж есть?
— Все со мной, — сказал художник. — Где ставлю ногу, там и дом…
Пилот растворился во мраке.
— Хреново, — донеслось до меня. — Как сам? Нормально?
— Нормально, — сказал я.
Он с кряхтеньем поднялся, обхлопал себя по карманам и положил мне руку на локоть.
ebooksa