Русский охранник между двойных стеклянных дверей дергал себя за мочку уха, чтобы не задремать.
— Сядь в машину, отъезжай на бульвар и жди, — сказал я Усману. Устроюсь и минут через пятнадцать договорим.
В номере на пятом этаже я сполоснул лицо ледяной водой и спустил усмановское послание вместе с клочками авиабилета в унитаз. Выключил свет, раздвинул шторы, за которыми оказалась стеклянная стена от потолка до пола с выходом на узкий балкон.
Далеко внизу Усман, оставив распахнутой дверцу «Жигулей», справлял малую нужду под деревом. На другой стороне бульвара поднимался уставленный строительными лесами четырехколонный храм эпохи централизма, упиравшийся покатой крышей в ночную темноту, границы которой определяли прожекторы подсветки. Оперный театр, за которым в сотне-другой метров находился дом, откуда могла, если понадобится, придти надежная поддержка. Не чета Усману.
Воплощенная доброта и надежность, я сел к нему в машину и увещевательно спросил:
— Ну, чего ты волнуешься, Усман?
— Кинут.
— Кто тебя кинет, а?
— Вы и кинете.
— Зови меня Ефимом.
— Ефим Павлович кинет, — вырвалось у него.
Я достал из кармана свернутые трубкой, напоминающие на ощупь германские марки казахстанские банкноты и положил ему на колени.
— Здесь десять тысяч тенге. От меня лично. Ты, я хочу сказать… такие люди, как ты, Усман, работу не теряют. Это работа может потерять их. Но такое тоже редко случается, если случается… Верно?
Лесть и лицемерное сочувствие человеку, мучимому страхом потерять работу, с намеком на его профессиональную значимость и перспективу остаться востребованным — опасная смесь. Отравит и проницательного.
Усман молчал и денег не брал. Но и не возвращал.
— На чем тебя взяли? — вальяжно, по-вертухайски спросил я.
— А то не знаете?
— Плели кое-что. Я от тебя услышать хочу. Врать ведь не станешь. Павлович считает, что ты такой…
— Он так считает?
— Ну да… Мало ли что бывает, если не по работе, — осторожно рискнул я.
ebooksa