На этот раз полномочий у Матье в запасе не оказалось.
— Встречаемся, и все, — ответил он неопределенно.
Определенности и не требовалось. Тесть и крестный. И поскольку по общему делу, оба теперь — «крестные отцы» своего зятя и своего крестника. Что бы сказал на это Рум?
— Матье, после обеда поздно, а если раньше, совсем рано? Я истекаю временем, как кровью, — сказал я.
— Дядя Бэз, если бы я был боссом…
Матье, ребенок, улыбался. Ни единой морщинки на красивом лице. Он был ребенком себе на уме.
Может, старая боевая кляча Шемякин ещё порадует безжалостного погонялу Шлайна?
В ушах лопнули пробки, как бывает в самолете, круто взявшем на посадку: перепонки болят все сильнее, и вдруг — проходит…
— Дядя Бэз, — сказал громко Матье, — сугубо между нами, верно?
— Говори тише, — ответил я. — Я вполне слышу… Верно.
— Ну и слава Богу, — сказал он с лицемерной заинтересованностью, вставая с диванчика и в согнутом состоянии допивая кофе. Его мысли бежали, наверное, уже далеко.
Я оставил несколько сотенных на столике для кавказского человека, помахал в воздухе рукой и, подхватив пакет с испорченными рыночными пожитками, отправился к лифтам. Я рассчитывал принять душ до неприятного разговора с Ляззат.
Еще не включив свет в крошечной прихожей номера, я поддел носком ботинка какую-то пластмассу.
Сканер «Хьюлетт-пакард» пластался на коврике, словно раздавленный панцирь черного краба с рифлеными следами подошвы. Пуловер и две рубашки, прожженные сигаретами, валялись у раздвижной стеклянной двери на балкон. В залитой водой ванной мокла моя гордость, сумка слоновой кожи, только по причине размеров не сброшенная в унитаз, где вперемешку с дерьмом плавали запасной галстук, кисточка для бритья, зубная щетка, тюбики с дезодорантом, зубной пастой и мыльным кремом. Бритва «жиллетт», наверное, утонула…
В каком-то фильме Аль Капоне, требуя расправы над досаждавшим полицейским, заорал: «Я хочу, чтобы сожгли его дом, я хочу, чтобы в нем же сожгли его родственников, и я хочу помочиться потом на пепел!» Наверное, старший по команде в «наружке» пребывал в не меньшем раже.
Я сел на кровать и потер виски пальцами. Рабочий день получился длинным и нерезультативным. С большими потерями. Ему предстояло тянуться дальше, на ночь глядя и, видимо, в том же духе.
Опозоренные предметы ухода за внешностью, выуженные из унитаза, пришлось сложить в косметичку и, размахнувшись пошире, швырнуть с балкона подальше в темень ночную, чтобы не упали перед самой гостиницей. Возможно, я настолько замотался, что забыл закрыть дверь. Возможно, что Ляззат использовала стандартную полицейскую отмычку. Она влетела в номер, когда я ещё плескался под душем. Девушка приоткрыла дверь в ванную и спросила:
— Есть кто живой?
— Есть один голый, — сказал я. — Занавесок в этой гостинице в ванной не полагается… Извини.
Я стоял спиной и не видел, как она. И — слава Богу. Усмана она любила, наверное. Может, размазана тушь по ресницам, помада на губах скаталась, нос распух.
ebooksa