Горят как розы былые раны

22
18
20
22
24
26
28
30

«Мизофобия… Больной мизофобией человек стирает грязь в чужой квартире своим платком. А потом кладет платок в карман. Больной мизофобией человек лезет рукой под днище машины. Да он бы уже в пяти квартирах руки с мылом отмыл. Впрочем, не так… Правильный ответ звучит иначе: больной мизофобией человек даже с пистолетом у виска не станет щупать днище машины».

Сколько у Голландца времени? Когда капитан отдаст криминалисту платок? Когда будет готова экспертиза?

С пивом ход был правильный. Теперь капитан не будет, во всяком случае, экспертизу пятна на платке требовать в первую очередь. Пятно на платке – так, к нему не больше подозрений, чем к остальным вещдокам, изъятым в других квартирах.

Но к обеду завтрашнего дня капитан уже будет знать наверняка, что на платке – кровь.

Войдя на кухню, Голландец вынул из кармана трубку телефона.

– Манкин, привет.

– О, привет. Ты чего не спишь?

– Все голову ломаю над яйцом из Одинцова. Я начало совещания пропустил и поэтому часть информации не понял. Как она его описывает? Протоколы допроса Черкасовой кто-нибудь из наших читал?

В трубке раздался треск, потом отрывок из какой-то симфонии, и все закончилось надсадным кашлем Манкина.

– Манкин, ты слышал мои вопросы?

– Да, да! Это звонки сразу по двум линиям. Повиси немного, я президенту отвечу…

Не убирая трубки от уха, Голландец снова вернулся в спальную.

Чертов труп. Надо было их обоих сбросить. Один упал или два – какая разница. Просто ментов приехало бы в два раза больше, и все.

– Голландец?

– Говори.

– Яйцо, короче, судя по описанию, похоже на «Петушок», подаренный императрице Марии Федоровне. Только само яйцо не синего, а зеленого цвета, и выскакивает не петушок, а соловей.

– Впервые слышу о таком.

– Не ты один.

– Имя кого Черкасова называет в качестве ювелира? Перхин? Коллин?

– В протоколе допроса потерпевшей этого вопроса нет. – Манкин задумался. – Странно. Это промашка.