Джинсовые парни держали «Опель» на прицеле. Сзади раздался голос:
– Выйти из машины!
Пашка повиновался первым. Он помотал головой и сморщился, как это бывает при зубной боли. Артем, не опуская рук, проехался задом по сиденью к вежливо распахнутой правой дверце, выбрался на воздух. С водительской стороны джинсовые уже надевали на свекольно-красного Пашку наручники. Тарасов подал запястья, и его тоже закольцевали.
– Савельев, твою мать! – гаркнули сзади. – Доигрался?! Готовь адвокатов!
– Как пионеры – всегда готовы, – сквозь зубы процедил Пашка.
Артем попытался оглянуться и тут же получил несильный удар по скуле.
– Смотреть прямо перед собой! К машине! – скомандовали из-за спины.
Задержанные повиновались. Неприметная белая «Газель» с надписью «Служебная» и тонированными стеклами гостеприимно открыла двери. Глянули головы в камуфляжных кепи. Патрульная ментовская машина встала рядом с «Опелем». Проезжающие водители глазели на это занятное и редкое зрелище: арест опасных преступников средь бела дня на оживленной трассе.
Арест – тюрьма – этап – зона. Так рисовался Артему его ближайший путь. Подвел сукин сын Пашка, не рассчитал свои скромные возможности. Захотел денег побольше срубить, да не на то дерево напал, лесоруб хренов…
– Я Алке не позвонил, – обращаясь в пространство, проговорил Пашка и получил ловкий тычок автоматным стволом в спину – мол, топай, сантименты будешь в камере разводить.
Человек, отдававший команды псам, оказался седоволосым, с ежиком волос на круглой голове и каменной физиономией. Он показался Артему подозрительно знакомым, но напрягаться сейчас не стоило: уже очень скоро капитану Тарасову придется давать показания, которые стоит предварительно обдумать. Со странным удовлетворением Артем оглядел Пашку, который ерзал по сиденью толстой задницей, как карась на сковороде. Вот кому придется отдуваться по полной программе: Тарасов смутно догадывался, что шефу и владельцу охранного агентства «Армада» будет непросто пересказать все касающееся и не касающееся…
Джинсовые мальчики скромно уселись в свои «Жигули» и укатили в сторону Домодедова. «Газель» с задержанными взяла курс на центр. Седоватый постоял на обочине, раздумывая, что-то сказал лейтенанту ГИБДД, резво прыгнул в джип.
Сумрачные камуфляжные ребята приняли Артема и Пашку под руки и усадили друг напротив друга. Сурово молчали бойцы, топорщась рациями и пистолетными кобурами. Полуприкрыв глаза, что-то мычал себе под нос Савельев. Полоса дороги гладко ложилась под колеса. Приближалась Москва – как приговор.
«Тупой ты, Пашка! Недаром автомобильной ротой командовал… Тебе бы баранку вертеть – на большее ты не способен».
«Сам ты козел! Откуда мне было знать, что эти чертовы «Жигули» с сюрпризом окажутся! И вообще – пошел в жопу!»
Они говорили взглядами, и содержание беседы было понятно только им двоим. Конвой угрюмо молчал. Урчала «Газель», раздраженно переключая передачу.
«Удалась отставка! – отвернувшись от Пашки, подумал Артем и обругал себя: – За красивой жизнью погнался… дурак… и дети твои будут дураками, если доживешь…»
Оказывается, красивая жизнь была еще вчера – хотя, сказать по правде, Артем так и не понял ее чарующей прелести. А сейчас браслеты на руках, и жаловаться на то некому – тут не ментовка, авдоката и свидания с родственниками не будет…
«Газель» и джип вкатились на Лубянку со стороны Новой площади. Знакомое квадратное здание – «Большой Дом». Так называли его совсем недавно. То самое заколдованное место, где сосредоточивались все страхи и ужасы огромной страны. Знакомая клумба с цветами, утыканная для красоты разноцветными флагами. Досадное ощущение, надо сказать: тебя везут на Лубянку, ты задержан – а точнее, арестован – по старинной моде, то есть без предъявления обвинений. Ничего здесь не изменилось – вот только Дзержинского убрали с глаз подальше, чтобы не портил, значит, репутацию. Сволочи: Дзержинский им помешал, козлам… Дзержинский бы небось вот так на машине не гонял: врезал бы пару раз из «маузера» – и пишите письма мелким почерком…
«Ждем событий и не чепушим, – приказал себе Артем. – Узнать мне подполковника или не стоит? Один черт, он меня узнал – память у здешних ребят хорошая…»