– С тропы все видно, – желчно проговорил Куйбида. – Говорю вам: все видно с тропы!
Его настроение стремительно портилось. Жара и спутник раздражали, и Куйбида искал зацепку, чтобы сделать хорунжему замечание. Бузько сносил дурацкие придирки стоически. Он еще раз осмотрел окрестности тайника и покачал головой: с тропы ничего не видно,
– Я уеду сегодня, а вы завтра, – по дороге к городу говорил Куйбида. – Это в целях конспирации. За оставшееся время осмотритесь хорошенько, подумайте, нет ли вокруг объекта подводных камней – в прямом и в переносном смысле…
Распрощавшись с хорунжим в центре Севастополя, Куйбида, подергивая плечами, к которым прилипла пропотевшая рубашка, отправился в свою гостиницу. «Что же в нем меня так раздражало? – в который раз спрашивал он себя. – Гуцульская тупость? Вялая армейская исполнительность? Черт его знает, но задачу свою провинциальный хорунжий выполнит – я уверен. Так и доложим Кульчицкому – пусть наши заокеанские друзья будут спокойны: крейсер пойдет на дно точно в срок, и вложенные в операцию большие доллары окупят себя с лихвой…»
Скоро Бузько почувствовал за собой слежку. Она была несомненна, как солнце над головой. Чужой взгляд ощупывал его лопатки, холодил позвоночник и забирался внутрь. В боевом лагере ОУН хорунжего учили распознавать слежку, но эти полезные знания мигом вылетели у него из головы. «Черт, нужно свернуть в переулок, – стремительно размышлял Бузько, стараясь не прибавлять шагу. – Если я был для них мишенью, то давно стал бы трупом. Значит, им нужен не я, а мой путь…»
Хорунжий сделал еще несколько шагов.
«Смотри, любопытная гнида, я иду не торопясь, – мысленно обращался он к соглядатаю. – Я не вижу ничего подозрительного…»
Бузько расслабил лопатки, остановился и принялся неспешно закуривать. Ощущение чужого взгляда не проходило.
Он вышел на оживленную улицу и остановился у витрины, разглядывая гроздь ярких летних сумочек. Отражение не показало ничего подозрительного… Разве что вон та «Тойота» как-то уж очень медленно катится у бровки тротуара, хотя места для парковки достаточно.
Если бы он был во Львове, то организовал бы контратаку – вычислил наблюдающего, отловил и допросил по-свойски. Но это Севастополь, где нет ни уехавшего утром Куйбиды, ни таинственно-могущественного Кульчицкого, который однажды уже извлек хорунжего из районного отделения милиции, куда тот угодил из-за уличного скандала. Тогда, как помнится, потребовался всего один телефонный звонок начальнику городской милиции. Но здесь поддержки нет, а значит, нужно обрубать хвост и убираться из непонятного, почти чужого белого города, где свободно и сильно парят над бухтой стальные очертания чужих кораблей.
Ночной подъем – эка невидаль!
Но сегодня, вскакивая по команде, Артем изрядно напрягся. Сказывалась почти курортная атмосфера последних дней в «Шишкином лесу», на базе спецназа: после удачной работы с китайцами капитана Тарасова беспокоили мало. Черкасов надолго исчезал, не отвечал на вопросы, и выражение лица у него было загадочное. Поэтому мягкий гудок сигнала и мерцание синей дежурной лампы над входом в комнату не показались Артему чем-то из ряда вон выходящим. Он привычно вскочил, с хрустом потянулся, надел тренировочный костюм и быстрыми шагами вышел в коридор. Проносящийся мимо прапор из автомобильной роты кивнул Тарасову на бегу.
Майор Черкасов топтался, как конь, под козырьком на входе. Урчали мотором «Жигули».
– Доброе утро, Артем! Готов к труду и обороне?
Вопрос был излишним. Уселись в машину, и «Жигули» тронулись.
– Сейчас два тридцать пять, – сообщил Черкасов. – Через два часа с небольшим выйдем на расчетную точку. Стрельнуть из эсвэдэшки[14] надо. В хорошего человека…
За четверть часа майор ввел Тарасова в курс дела. Задание было простым: клиент, отдыхающий на скромной загородной даче, ждал своей пули.
– Очередной неподсудный? – поинтересовался Артем.
– Как водится, – кивнул Черкасов. – Большой мошенник: видеокамерами окружился и прочей машинерией. Большой друг Соединенных Штатов – такого по уголовной статье без шума не подцепишь.
– Я снова в роли «невидимки», – сказал, выбрасывая окурок в окно, Тарасов. – Льстит самолюбию…