Герои и предатели

Земля встала вертикально, и понеслась на лейтенанта со страшной скоростью. Он вытянул руки, чтобы оттолкнуть ее от себя, но это ему не помогло…

Часть 3

Сайдулаев.

Ахмеду Сайдулаеву, прямо скажем, не повезло. «Трудно быть чеченцем». Ахмеду было, наверное, особенно трудно, потому что чеченцем он был только наполовину. И родился он не в Чечне, а в Казахстане.

Его отец Руслан женился на местной, на казашке. Родители, сначала, разумеется, не хотели этого брака. Но когда увидели невесту… Препятствовать не стали. Уж очень была красивая девушка. Совсем отец потерял голову, и добился своего.

Правда, потом, когда безумная страсть утихла, начались трения. По чеченским обычаям баловать ребенка, тем более мальчика, было нельзя. Но это по чеченским. А мама не хотела обращать на это никакого внимания. И ее первенец Ахмед, когда отец этого не видел, получал от матери почти все, что хотел. А уж когда внук оказывался у своих бабушки и дедушки с казахской стороны… Отца это злило.

Он всегда говорил, что его сыну нужны не колыбельные о мишках, цветочках и коровках. Будущему мужчине нужны колыбельные о героях, о мужестве, о верности долгу.

«Ну, о чем ты?» — мягко возражала мать, — «ну какая верность долгу? Он же еще такой маленький».

Отец щурил свои глаза, скрипел зубами, но сдерживался, и только уходил, громко хлопая дверью. Мать вздыхала.

Но больше всего почему-то четырехлетнему Ахмеду запомнился из этого периода детства случай, который произошел с ним в детском саду.

Он сцепился из-за какой-то деревянной палки с русским мальчиком. До этого момента они дружили, но вот игрушка оказалась одна, и поделить ее они не смогли. Ахмеду удалось вырвать палку, и в горячке борьбы, кипящий от злости, он ударил соперника этой самой палкой по голове. Мальчик заревел, и убежал от него.

От удара хотя и осталась царапина, но уже через десять минут русский мальчик перестал плакать, и играл в углу в куклы с девочками.

А вот молодая воспитательница — Жасмин — решила, что Ахмед должен обязательно извиниться. Вообще-то, такие стычки в группе между детьми были часто — мгновенно вспыхивали, и также быстро затухали. И обычно виновник извинялся, после чего инцидент считался исчерпанным, и скоро забывался.

Так что, по мнению воспитательницы, ничего необычного в ее желании не было.

Однако Ахмед извиняться отказался наотрез.

Жасмин это и расстроило, и рассердило, и тут она сделала небольшую ошибку. Она поставила мальчика в угол, и сказала ему, что он не выйдет из этого угла до тех пор, пока не извинится.

Ахмед простоял в углу до самого вечера. Воспитательница была поражена, смущена и, вообще, чувствовала себя не в своей тарелке. Ей уже и самой бы хотелось все это замять, но она полагала, (возможно, что и ложно), что, пойдя упрямому ребенку на уступки, она потеряет перед детьми свой авторитет, и те быстро «сядут ей на голову».

Вечером в детский сад пришел отец, и, разобравшись в ситуации, страшно наорал на Жасмин. Он кричал, что настоящий вайнах никогда не будет извиняться в такой ситуации, что он лучше умрет, чем сделает это, даже если и не прав. Что у него растет сын — наследник его рода, а не какая-то там тряпка. Что она — женщина — ничего не понимает, и что только русские способны доверить воспитание мужчины женщине. И что пусть сами расхлебывают такое воспитание, а его сын будет настоящим горцем.

Жасмин плакала. Очень горько плакала, не стесняясь уже не детей, ни пришедших взрослых. Никто ничего не сказал, но, уходя, держась за руку отца, Ахмед оглянулся. В глазах некоторых взрослых людей, которые смотрели в спину его отцу, он уловил неизвестное ему, но очень не хорошее чувство.

Позже он не раз встречал это чувство в глазах других людей. Это была ненависть.

В конце семидесятых семья вернулась в Чечню. Странно, но на исторической родине Ахмед стал ощущать себя еще более чужим, чем в Казахстане. Поселились они в небольшом городке к юго-западу от Грозного, там, где жила, как выяснилось, многочисленная отцовская родня.