Достанем врага везде!

22
18
20
22
24
26
28
30

«Шось мени цей цикавый жыдок не до вподобы, — озвучил свое замечание комендант базы. Когда контрразведка пробила „Таврию“, номер малолитражки ничего не дал. — Може, потягаемо його за обризану пуцюрыну?»

— Отставить, — буркнул Малюта; он четко помнил служебные инструкции, как решать проблемы с душком. А амбре исходило еще то. Тем более на базе кроме отряда боевиков, старательно оттачивающих ратное мастерство, гостили еще трое арабских гостей, о существовании которых не должна была знать ни одна живая душа. Иначе международного скандала не избежать. Поэтому следовало для начала выяснить, кто этот грач носатый — журналюга или, может, чего похуже. О происшествии Богдан не стал докладывать в Киев, решив, что сам во всем разберется. А чтобы не светить своих людей, использовал местные связи.

Отмороженный Нияз со своими такими же братьями как нельзя лучше подходил для этой цели. О цене договорились быстро, а заодно обсудили детали предстоящей акции: как брать «грача», куда вести и как раскалывать. Все было учтено до мелочей, вот только исполнители как в воду канули.

Такие накладки Богдану были не по душе — как вальс на минном поле; понятия не имеешь, чем завершится следующий шаг. «Вот же курвы обдолбанные», — мысленно чертыхался Малюта.

В комнате совещания, кроме Рыжей Бороды и Инженера, полковника ждали трое европейцев. Первый — мрачного вида молодой парень с гротескными чертами лица. Кривая линия губ, приплюснутый нос, уши, неестественно прижатые к черепу. Такого увидишь, сразу поймешь — пластику делал коновал. Двое других были похожи, как родные братья — оба широкоплечие, круглолицые, с подковообразными пшеничными усами. Отличались разве что ростом: один — невысокий, коренастый с покатыми плечами; другой — почти на голову выше, но так же плотно сбитый. Все пятеро были в одинаковом просторном камуфляже тигровой расцветки, который как нельзя лучше сливался с крымскими скалами.

— Здорово, хлопцы, — неприветливо буркнул Малюта, усаживаясь на свободный стул. Уперевшись локтями в крышку стола, тоном учителя сказал: — Ну что, повторим пройденный материал?

— Ты чего, полковник?! — едва не взвился над столом коротышка, командир отряда «Секира» Мирослав Скеля по прозвищу Фюрер. Как и большинство низкорослых людей, он вдоволь натерпелся насмешек со стороны более высоких ровесников, а потому был переполнен высокомерными амбициями. Еще со школьной скамьи он мечтал поступить в Рязанское десантное училище, учился на «отлично», много занимался спортом, вел активную общественную работу. По окончании школы получил комсомольскую рекомендацию, что было стопроцентной гарантией поступления. Но не поступил, срезали на медкомиссии: стандарт офицера-десантника — сто восемьдесят сантиметров, а его рост не дотягивал и до ста семидесяти. Домой Скеля вернулся обозленный на весь белый свет. Но начиналась эпоха раскола и кровавых конфликтов, время военных романтиков. Мирослав сообразил, что один в поле не воин, и примкнул к националистам. Расчет оказался верным, и уже через два месяца он воевал с молдавскими полицейскими и румынскими наемниками в Приднестровье. Потом была война в Абхазии, две чеченские кампании, где он отличился особыми зверствами над пленными офицерами, за что и получил свое сатанинское прозвище. На самом деле Фюрер мстил тем, кому, в отличие от него, удалось осуществить свою мечту. С каждой войной, с каждым боем росли опыт и авторитет Скели, его тяга к власти не знала ни сомнений, ни жалости. Вскоре он стал одним из основных руководителей в боевой ячейке националистической организации. Заниматься отсиживанием пятой точки в кабинете, натаскиванием молодежи — так называемых стрельцов — в военно-спортивных лагерях вообще претило энергичной натуре, как, впрочем, и организация факельных шествий в столице. Мятежная душа требовала действия, в конце концов Мирослав добился создания «Секиры». Также их обеспечили базой, где боевики могли постоянно готовиться к войне с москалями. Они долго тренировались, и вот, когда наконец этот час пробил, какой-то барчук начинает корчить из себя великого полководца. Экзамены устраивает.

— Нас и так Удав гонял по всем параграфам три дня.

— Ничего, ничего, — примирительно взмахнул руками Богдан Малюта. — Повторение — основа победы. Я вас не буду гонять по всем пунктам, в общих чертах расскажете о своих действиях, и будем накрывать стол для отвальной.

Степан Мокронос по прозвищу Коновалец [9] вопросительно посмотрел на своего командира. Скеля едва заметно кивнул: дескать, начинай.

— Наша команда под видом штрейкбрехеров вылетает в Ставрополь…

— Гастарбайтеров, — поправил боевика полковник.

— А, что? — включил «дурака» Коновалец, потом равнодушно махнул рукой. — В Ставрополе нас встречают, обеспечивают необходимыми документами, потом сопровождают поближе к горам. Ну, а дальше мы устраиваем фейерверк «Кавказская вендетта».

— Не особо злоупотребляйте, — закуривая, посоветовал Малюта. Помощник Фюрера Коновалец был не таким примитивным, как казалось со стороны. Это была удачно подобранная маска, камуфляж, за которым скрывался кровожадный жестокий убийца, успевший отметиться в полудюжине «горячих точек» и выйти оттуда живым и невредимым. Первоначально командой диверсантов, отправляемых на Северный Кавказ, должен был командовать Топтыгов, но когда по поводу лояльности перебежчика высказал свои сомнения Абу Юсеф, Богдан решил подстраховаться, негласно назначив во главе группы Степана. Просчет в таком деле мог стоить жизни.

— Горцы могут там напрягать вас своими проблемами, — продолжил полковник, — так что смотрите, на мелочевку не обращайте внимания. Проводите только резонансные акции.

— Мне-то что, — оглаживая свои подковообразные усы, произнес Коновалец и, указав на сидящего рядом с Рыжей Бородой Топтыгова, буркнул: — Есть командир, пусть он и определяет, что и почем.

Малюта будто не слышал ответа боевика.

— Главное, чтобы ваша группа вышла на исходную позицию к часу «Х», на это завязан весь стратегический замысел.

— Все пройдет, как нужно, — коротко сказал Константин Топтыгов. В этот момент его тронул за руку Ради Зааль. — Ну, чего тебе?

— Нужно, чтобы он, — Рыжая Борода говорил довольно сносно на русском языке, указав на Коновальца, — сбрил усы и подкрасился автозагаром.