Он поставил машину на парковку. «Беретту» положил под сиденье так, что ее не было видно. Габриэла незаметно покачала головой: «Зря не берешь с собой оружие. Шансов у тебя не останется».
– Ну что, пойдем?
– Да, – откликнулась Склодовская, перекидывая ремешок сумочки через плечо.
Они поднялись на холм, представляющий собой раскопки. Пунический квартал Карфагена наглядно показывал, как выглядел город после разрушения его римскими солдатами. Унылое, жалкое зрелище. Да и вид с холма на низкорослый Тунис тоже не произвел впечатления. Лугано пришел к выводу, что без специального настроя впечатлений тут не почерпнешь.
Они прошли вдоль бордюра, образованного найденными на раскопках капителями, держа направление к высокой, не меньше пятнадцати метров, колонне. И там, где под пальмами высилась груда каменных ядер, а рядом не было ни одного туриста, Габриэла отстала.
– Виктор?
– Да?
Он обернулся. На него смотрел пистолет с глушителем. Его и убийцу разделяли шесть или семь шагов.
– Это ведь не мой пистолет? – прищурился он, вглядываясь в оружие. – «Глок», если меня не подводит зрение.
– Он самый. – Габриэла чуть наклонила голову к приподнятому плечу, показывая этим жестом, что она жалеет о происходящем.
Она – тот человек, которого из нее сделал Виктор Лугано.
Она повторилась и мысленно, и вслух:
– Это ты меня сделал такой.
– Бросаешь мне упрек?
– Мне даже не жалко тебя. Ты пробудил во мне не чувства, а воспоминания. Жаль, что не наоборот. Прощай, Виктор.
Она передернула затвор пистолета, чтобы дослать патрон в патронник. Но он вместо этого вылетел через экстрактор.
Что за черт?
Габриэла снова передернула затвор, ничего не понимая, и он зафиксировался в крайнем заднем положении.
– Такое происходит, когда патрон уже был в стволе, – объяснил Лугано, – а магазин пуст.
Но этого не могло быть. Габриэла сама подготовила «Глок» к работе.