– А ты? Ах да! – Захра насмешливо фыркнула. – Ты же…
Чеченец схватил ее за горло. Захрипев, она вцепилась в душившую ее руку и попыталась оторвать ее.
– Твое счастье, – отпустив горло женщины, чеченец откинулся назад, – что мы на задании и ты еще потребуешься. Но больше со мной так не разговаривай. Я с трудом терплю наемников только потому, что без них трудно, а без денег, которые идут в основном им, вообще все давно кончилось бы. Именно поэтому я и ушел с гор. Я отомщу за убитых родителей и невесту. Моя жизнь уже давно кончилась, сейчас я дышу только потому, что ненавижу. Я никогда не верил в Аллаха. Когда в Ичкерии все началось, я принял это с радостью. Я тренированный, сильный мужчина, воин. Я втянул своих родителей и невесту в эту войну и должен отомстить. Должен!.. – Он скрипнул зубами.
Захра, растирая шею, внимательно смотрела на него. В ее глазах был интерес.
«Он смертник, – думала Захра. – Шахид. Но я не собираюсь взрывать себя. А он пойдет на что угодно. У него в глазах – смерть. Понял, что ваххабиты на Кавказе обречены, и действительно винит себя в гибели родных и невесты. И он пойдет на что угодно без всякого гипноза. А я – нет», – мысленно усмехнулась она.
Магомед сидел неподвижно.
«Скорей бы все закончилось, – думал он. – Я боюсь сорваться, когда слышу смех проходящих мимо людей, веселые голоса играющих детей, вижу, что все вокруг спокойны и довольны».
– Я ненавижу их всех, – по-чеченски процедил он.
«Он на грани срыва», – вздохнула Захра.
– Скорей бы все кончилось!.. – Магомед снова налил в рюмки коньяк. – Давай за тех, кто сейчас дерется против гяуров во всех странах мира.
– Аллах акбар, – проговорила чеченка.
– Может, ты все-таки разжуешь мне, что к чему и что почем? – вздохнул Мамалюк. – А то что-то непонятное. Приезжают эти двое, на кой-то хрен ты семью летуна обрабатываешь? Что за дела-то?
– Слушай, Колян, – недовольно ответил Антон, – какое тебе дело? У ваххабитов этих гребаных на нас компромата полно. Как мы с тобой товарищам по оружию горло перерезали, надеюсь, помнишь? – Мамалюк молча кивнул. – Нам еще бабки дают, а могли просто заставить: выбирайте – либо делаете то, что вам говорят, либо мы видеопленку в ФСБ отправим. И тогда сам понимаешь, что с нами было бы. Так что пей пиво и будь доволен.
– А может, сдернем куда-нибудь? – помолчав, проговорил Мамалюк. – Россия большая, бабок нам хватит. И хрен кто найдет.
– У тебя с башкой не все ладно, – усмехнулся Антон. – На кой хрен им нас искать? Отправят кассеты в ФСБ, и тогда…
– Верно, – со вздохом признал Мамалюк. – Заработали тогда бабок. Я как в плен попал, сразу сломался. Жить так захотелось, что и мать пришиб бы. Мне показали сначала на какого-то вертолетчика. Я его с ходу сделал. И им понравилось, что не куда попало ножом колол, а по горлу полоснул и в сердце. Потом пару месяцев в тренировочном лагере Урус-Мартана пробыл. В девяносто восьмом по их просьбе поехал контрактником. Да кому я все это говорю, ведь ты это же прошел. И знаешь, сначала ни страха, ни сожаления не было. А сейчас страх за горло взял и не отпускает. Вроде чего бояться-то – нам ничего не говорят, ни на что не настраивают. Просто встретить их, да вот еще этого летуна на кой-то хрен. Слушай, а не хотят ли они что-то вроде одиннадцатого сентября у нас устроить?
– Да я тоже про это думал, – кивнул Антон. – Но заставь ты Пашку на что-то спикировать на самолете!.. Он знает, что я его бабу трахал, и ни слова не говорит. Нет, тут что-то другое… Я сам ни хрена не въеду, но и рад этому. Не знаешь – легче жить. Эта парочка перестала выходить. Ночью на балконе сидят молча. Воздухом дышат. Правда, чех тренируется постоянно. Убийца гольный, глаза у него… – Он тряхнул головой. – Знаешь, в кино маньяков показывают, так этот вылитый.
– Да я это сразу заметил. Пустой взгляд у него. Давай врежем понемногу. – Мамалюк кивнул на стоявшую на столе бутылку водки. – Как вспомню про чехов, сразу бухнуть хочется. Как они меня били, когда я в себя пришел… – Он передернул плечами. – Наливай.
– Что-то с ним случилось, – прошептала лежавшая на кровати больная женщина. – Чувствую я это. Господи, – медленно подняв худую бледную руку, она перекрестилась, – прошу тебя, дай мне увидеть его. Не дай умереть раньше, Господи! – По ее впалым щекам покатились слезы. – Дай мне увидеть его.
– Значит, ты уверен в своем напарнике? – спросил Шарафутдин.
ebooksa