Псы войны

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вот и хорошо. — Голос Фашиста звучал ровно, и каждое слово произносилось слегка растянуто, с правильно поставленным ударением. — Ты как, свободен? Надо потолковать.

— Когда? — не задумываясь спросил Ренат, мысленно прокручивая один вопрос: «Не наступил ли я где-то Прохору на любимую мозоль?» Нет, никаких грехов он за собой не чувствовал.

— Сейчас.

— Жду.

Ждать пришлось недолго, через пять минут в дверь позвонили. Фашист пришел один, без свиты охранников. Здоровенный детина под метр девяносто ростом, с угрюмым лицом инквизитора.

— Здравствуй, Шустрик, — сказал Фашист, протягивая загрубевшую ладонь с заскорузлыми мозолями. В сравнении с его ладонью, привыкшей к орудиям лесоповального труда, ладонь бывшего наперсточника была нежной и мягкой.

— Что-нибудь выпьете? — спросил Ренат, глядя, как гость раздевается в прихожей.

— Рюмку «Хеннесси», если у тебя есть, — произнес Фроман, оглядывая гостиную большой четырехкомнатной квартиры. Дорогая английская мебель, толстый персидский ковер на полу с ярким сочным орнаментом, стены увешаны картинами в позолоченных массивных рамах, и тут же, под картиной, на передвижной тумбе японская видеодвойка, рядом с диваном центр с горкой компакт-дисков.

Ренат налил гостю французского коньяка, а себе ликера «Амаретто». Протягивая бокал, предложил:

— Присаживайтесь.

Фашист сел в глубокое кресло, широко раздвинув ноги. Пригубив коньяк, он на мгновение задержал жидкость на языке, ощущая ее терпкий аромат. Затем медленно проглотил.

— Великолепный напиток, — наконец произнес он, поставив бокал на столик. Фроман внимательно посмотрел на Рената. От этого взгляда бездонных серых глаз Ренат почувствовал, как у него заходится в сердце.

— Хорошо работаешь, Шустрик, — проговорил Фашист, не отрывая взгляда от слегка располневшей фигуры хозяина квартиры. — Всегда честно и вовремя отстегиваешь долю в общак. А это немало.

Ренат молчал, чтобы не выдать свое волнение. Иди знай, как Фашист отреагирует, когда поймет, что Тафулин его боится.

— Хорошо ведешь дела, Шустрик, — продолжал Фроман. — Надо тебе расти. Хватит быть кустарем-одиночкой, присоединяйся к организации. Можешь поверить, что твои доходы и доходы твоих ребят увеличатся, да и «крыше» отстегивать больше не придется.

«Мягко стелишь, — подумал глава кидал, — и все будет так хорошо, доходы увеличатся, „крыша“ бесплатная, да и о пацанах, залетевших в ментовку, заботиться не надо — организация позаботится. Все хорошо… Одно плохо, теряется свобода и ты уже себе не принадлежишь, становишься одним из многих. Пешкой на шахматной доске Прохора». Но выбора все равно не было, предложение, ясное дело, исходило от Прохора. Старый лис задумал какую-то комбинацию и отказа не примет.

— Это большая честь, — наконец Ренат решился заговорить. Говорил он медленно, не столько подбирая слова, сколько для того, чтобы выглядеть достойно. — Я, конечно же, согласен, думаю, мои ребята тоже. Мы чем-то новым будем заниматься или по-прежнему кидать лохов?

— Прохор хочет, чтобы ты возглавил торговлю порошком, — по-прежнему не отводя взгляда, сказал Фашист.

Тафулин едва не задохнулся от накатившего возбуждения. Возглавить торговлю наркотиками от имени Прохора, которому чуть ли не треть Москвы принадлежит. Конечно, был риск надолго попасть на тюремные нары, но ведь торговать порошком будет не он лично, значит, риск уменьшается, а барыш растет.

— Если согласен, — Фашист протянул руку к своему бокалу, — завтра будешь принимать дела, посмотришь, как ведется этот бизнес, где кого заменить, куда поставить своих людей. Через месяц ты уже должен быть полноправным хозяином на рынке.