Людоеды

Не дожидаясь ответного выстрела, Вовец отскочил к шкафу, распахнул створку и, схватив левой рукой, рванул вниз рукоятку рубильника. Подземелье погрузилось во мрак. Тоненько пискнула Жека. Из темноты доносился тихий скулеж. Это плакал Моряк, корчась на полу.

Вовец присел, переломил стволы, на ощупь вытащил теплые гильзы, отбросил в сторону. Они чуть звякнули латунными донышками о бетон. Грохнул пистолетный выстрел. Короткая вспышка ничего не высветила, только ослепила. Пуля защелкала впустую рикошетом от стен. Вовец достал из кармана пару патронов, вставил в стволы и осторожно защелкнул. Нашарил внизу в шкафу резиновые перчатки. Не хотелось голой рукой лазить в контактах, отыскивая рубильник.

Бугор был мужик решительный, но туповатый. Бездарная атака обернулась для него плохими последствиями. Полтора десятка дробин застряло в груди и руках. Несколько попало в лицо. Ему выбило передний зуб, пробило щеку, прошило ухо, ободрало висок и шею. Жгучая боль сразу во многих местах, удар по челюсти, кровь и дробины во рту заставили его взвыть и зажмуриться. А ведь глаза ещё резало после предыдущего залпа. Когда он глаза открыл, темнота осталась. Вовец уже снова успел выключить свет. Бугор сразу потерял ориентировку, выстрелил наугад в какое-то звяканье и остановился, не зная, что делать и куда идти. Выплюнул зуб с кровью и дробью и пришел в ещё большую ярость оттого, что не видит врага. Заорал в темноту:

– Ты где, гад! Убью-ю-ю!

Вспыхнул свет. Бугор развернулся, пытаясь увидеть противника. Кто-то отпрянул за раскрытую дверцу распределительного шкафа. Бугор вскинул пистолет. Свет снова погас. Он спустил курок. Сквозь эхо выстрела услышал металлический звон. Пуля пробила тонкое железо дверцы. И тут же надрывный крик донесся с той стороны. Бугор торжествовал – попал! Он двинулся на крик, прерывистый, горловой, полный страдания. К нему добавился ещё один, женский.

– Вова! Вовочка! Что с тобой!

Гундосый обманывался. Точнее, Вовец его обманул. Пуля не задела его, только дверцей ударило. Закричал он, чтобы ввести врага в заблуждение, подманить поближе. Жека слезла с кресла, елозила по полу, пытаясь его отыскать. Наткнулась. Вовец грубо схватил её рукой в резиновой перчатке за плечо, на несколько секунд прервал свой болезненный вой, яростно прошипел сквозь зубы:

– Тише, молчи, все испортишь.

Жека поняла и не обиделась на грубость. Залезла обратно на кресло и застыла в позе кролика, дрожа от страха. А Вовец тихонько отступал по коридору, переползал на корточках, опираясь левой рукой в пол. Обрез держал наготове.

Гундосый время от времени выкрикивал угрозы и ругательства. Его припекали собственные раны и выводило из себя то, что он никак не мог добраться до врага. Уже далеко позади остались всхлипывания Моряка, а расстояние до подстреленного беглеца не сокращалось. Неожиданно вопли прекратились. Бугор остановился, прислушиваясь. Никаких звуков с той стороны. Осторожно двинулся дальше. Сзади послышался скрип. Он резко развернулся, водя пистолетом в темноте.

Вовец тоже услышал скрип и понял: это скрипит кресло под Жекой. Он вскрикнул, отвлекая внимание, а сам тихонько откатился в сторону. Снова протяжно застонал, пытаясь изобразить умирающего. Снова отполз и затих. Он опасался, что шальная пуля, пущенная наугад, может его достать.

Но Бугор, истративший почти все патроны, стрелять не торопился. Он очень хотел убить Вовца, поэтому с легкостью поверил, что ранил его. Да и в самом деле, разве здоровый, нормальный человек будет орать, напрашиваясь на пулю. И сейчас, двигая тяжелыми ботинками по полу, он страстно хотел наткнуться на распростертое окровавленное тело и пинать его, пинать, пинать, не разбирая куда, вымещая всю свою злобу, ярость и месть.

Наконец Вовец расслышал его: шуршание одежды, шаркающее движение по полу, тяжелое дыхание, звяканье каких-то железок на уровне брючных карманов. Замер, стараясь не выдать себя случайным звуком. Бандит приближался. Он тоже старался не шуметь, хоть это плохо удавалось, тоже прислушивался, определяя верное направление. Вот он уже где-то рядом, движется мимо. Вовец вытянул руку с обрезом в направлении этих шорохов. Ствол ткнулся в мягкое, и Вовец тут же дернул указательным пальцем. Грохот и пламя выстрела. Отчаянный крик.

Вовец отскочил в сторону, пригибаясь, отбежал, выставив левую руку вперед, чтобы не удариться в стену. Гундосый выл и матерился. Похоже, выстрел оказался неудачным. А, может, бандит сгоряча ещё не ощутил смертельное ранение как следует? В любом случае стоило добавить ещё один заряд. Вовец сгруппировался и начал снова тихонько подкрадываться. И вдруг бандит замолчал. Вовец замер в недоумении.

Тут раздался топот тяжелых башмаков, прогрохотал мимо и стал быстро удаляться. Гундосый убежал. Очевидно, резко поумнел, понял, что его провели, а сейчас могут и вовсе пристрелить. Поэтому и заткнулся, что сообразил – на звук стреляют. Унес ноги, шлепая рукой по стенке, чтоб с пути не сбиться. Вовец сплюнул и вдоль другой стенки направился к рубильнику.

Когда включил свет, в коридоре увидел только одного члена шайки, да и тот, согнувшись, держась за голову обеими руками, зигзагами от стены к стене уходил вдаль. Сражение Вовец выиграл. Жека по-прежнему стояла в кресле ни жива, ни мертва, и закрывала глаза ладонями.

– Отбой! – Вовец сбросил липкую резиновую перчатку, обнял ноги девушки. – Слушай, ты не помнишь, сколько было пистолетных выстрелов?

Жека опустилась в кресло, вздохнула с облегчением.

– Уф! Кажется живая. Ну и напугал ты меня. Я думала все, капец, убили моего Вовчика. Дай я тебя поцелую.

Вовец не упирался. Но после поцелуев и ласк снова спросил, сколько все-таки было выстрелов.