Людоеды

Маленький, кряхтя, качнул железную телегу. Заскрипели колеса, и он покатил её впереди себя, стараясь не плескать. Десять форм, всего тысяча порций холодца. Хорошего холодца, густого. Его партнер тем временем аккуратно поднимал из бака свою шабалку, побалтывая из стороны в сторону, чтобы мясные волоконца не цеплялись, а кости оставались на решетке. И высыпал эти кости в пластмассовый ящик. Всякие кости: крупные, мелкие, толстые, тонкие, целые и осколки. Вот ещё одну порцию выворотил: ребра, позвонки, а сверху лег гладкий белый череп. Человеческий череп. Только макушка снесена. И внимания на него никакого не обратил старательный повар, стал второй ящик костями наполнять. И туда аж три черепа выгрузил…

Вовцу сделалось плохо, его замутило от этого невероятного зрелища. В голове не укладывалось: холодец из людей. Не черепа ли это давешних горемык из соседних камер? Все это было настолько страшно, настолько не поддавалось никакому осмыслению, что Вовец почувствовал – сходит с ума. У него дрожали руки и начали клацать зубы, озноб бил все тело, лоб покрылся холодной испариной. Он пытался взять себя в руки, но с ужасом ощущал, что это ему не под силу.

В голове мутилось. С пронзительной остротой Вовец понял, даже не понял, а, скорее, почувствовал, и не сознанием, а сразу всем телом, что это он, Вовец Меншиков, мог сейчас оказаться в липких пластиковых ящиках грудой размолотых и вываренных костей. А остатки плоти остывали бы колеблющимся тусклым студнем. И от этого хотелось закричать, вскочить и бежать по этим бесконечным темным коридорам, забиться в самый дальний, самый грязный и поганый угол и там сдохнуть, лишь бы ничего не знать обо всем этом, избавиться от этого кошмара навсегда. И он бы вскочил и заорал, но силы покинули дрожащее тело. Он закрыл глаза, замер, скорчившись за грудой железных конструкций и досок, впал в какое-то полуобморочное забытье.

А кухонная работа продолжалась: наполнялись и откатывались остывать формы с холодцом, сыпались в пластиковые ящики вываренные кости. Потом мыли котел, гоняли швабрами воду по полу, смывали грязь из шлангов. Хлюпали сточные отверстия в полу, прикрытые круглыми решетками, всасывали слиитую воду.

Наконец все было закончено и усталые работники присели на лавочку, сбросив засаленные варежки. Каждый вытащил из кармана полиэтиленовый мешочек с зеленоватой травяной сечкой, не спеша забил косячок, то есть набил травой пустую бумажную "беломорину", и клубы удушливого конопляного дыма поползли по подвалу.

Накурившись, они некоторое время сидели не шевелясь, ловили кайф. Потом здоровяк, видимо, старший в этой бригаде из двух нелюдей, скомандовал подъем. Маленький продолжал сидеть с умильным лицом и встал только после тычка в бок. Они поставили на тележку четыре ящика костей и неторопливо покатили по одному из коридоров, выходящих в кухонный зал.

Через десяток шагов коридор загораживался огромным агрегатом, заполнявшим все пространство почти до потолка. Крутая железная лестница вела наверх. Здоровяк схватил ящик и, громко топая по ступеням, поднялся и высыпал содержимое ящика в приемный бункер. Дернул длинную рукоятку и спустился, неся в руке пустой ящик. Внутри агрегата утробно загудели электромоторы. Пришли в движение тяжелые зубчатые барабаны и валки, с треском кроша и ломая белые кости. Осколки проваливались ниже, на более тонкие валки с более мелкими зубчиками и крошились в песок. Песок сыпался на жернова и растирался в муку. Весь агрегат и коридор вокруг были припудрены мелкой белой пылью. Здоровяк тем временем бросил на телегу пустой ящик и подхватил полный. А маленький поднялся на агрегат и спустился по лесенке на другую сторону. Там он закрепил мешок и открыл заслонку. Мука стала наполнять мешок. Через десять минут кости были размолоты, агрегат выключен, мешок завязан и отставлен к стене. Работники перелезли через агрегат и ушли по коридору негромко разговаривая.

Вовец не сразу пришел в себя. После всех волнений и переживаний, а особенно после зрелища слаженной работы этой парочки, он чувствовал себя опустошенным. В нем что-то подломилось. Вовец вдруг понял, как ничтожно мало стоит человеческая жизнь. И его в том числе. Бессмысленный конец бессмысленной жизни, только и всего – вот что такое смерть. И он вдруг перестал бояться. Но если поначалу он мечтал лишь о том, чтобы выйти из этого бетонного лабиринта, просто спастись, то сейчас в нем крепла решимость выбраться из жуткого подземелья для того, чтобы рассказать всему миллионному городу о творящемся здесь зле. Он хотел жить и уничтожить это подземное логово. Эти нелюди в засаленных спецовках не имеют права на существование.

Выходить с дьявольской кухни следовало, скорее всего, в ту сторону, куда отвозились формы с холодцом. Вовцу представлялись в той стороне большие холодильники, грузовой лифт-подъемник с маленькими железными дверками. Еще там есть лестница наверх, по ней наверняка попадешь в столовую, где толстые тетки в рыже-серых халатах с распаренными тупыми мордами раскладывают по тарелкам порции холодца из человечины.

Он снял с крючка мятую синюю спецовку и натянул прямо поверх пиджака, такая она была просторная, как парашют. Взял с лавочки и натянул длинные суконные рукавицы. И тут же с отвращением сбросил, такие они оказались изнутри жирно-влажные. Взял под мышку пустой пластиковый ящик и пошел с деловым видом.

Холодильников в конце коридора не оказалось. Тележки со стопами алюминиевых форм стояли шеренгами вдоль стены. Чуть дальше на деревянных поддонах лежали штабеля пухлых бумажных мешков и картонных коробок. Стояли алюминиевые бачки на низких тележках. Пахло сушеной рыбой, вареным мясом, гнилыми овощами. Вся эта гамма тяжелых запахов, казалось, висела туманом, который приходилось раздвигать плечом.

– Эй, а ты откуда взялся? – послышалось удивленное восклицание.

Вовец вздрогнул и похолодел от неожиданности и страха. Он даже не сразу увидел говорящего. Человек сидел на низкой скамеечке. Перед ним, между широко расставленных ног стоял таз с подозрительным бурым месивом. Худой серолицый мужик держал в руке бутылку, и из неё тонкой ровной струйкой с вальяжной неторопливостью текла золотистая прозрачная жидкость. Вначале Вовец подумал, что это растительное масло, но заметил на бутылке аптечную наклейку и понял – рыбий жир. Да и запах подтвердил это. Человек, глядя исподлобья, ждал ответа на вопрос, и Вовец ответил, стараясь выглядеть уверенным в себе и спокойным:

– Да я первый день на работу вышел. Вот велели пустую тару собрать. У тебя тут нету случайно?

– А-а-а, – реакция у серолицего оказалась несколько замедленной, есть случайно. Полно пустой тары. Иди сюда.

Тон, каким он это сказал, не понравился Вовцу. Более того, он его насторожил. Но Вовец, как завороженный, пошел на голос, прямо на человека в синей спецовке с закатанными до локтей рукавами. А человек тем временем поставил бутылку на пол, взял в руки длинный, в полметра, поварской нож и принялся мешать им в тазу. Зачем он взял нож, если рядом лежала длинная деревянная мешалка в виде лопаточки? Вовец остановился в нерешительности.

– Я сказал – иди сюда! – заорал человек и встал, выставив нож.

С лезвия текла бурая каша. В расширенных чуть не во всю радужку зрачках стояла холодная пустота. Вовец швырнул в него ящик и бросился бежать. Ящик, отбитый ножом вниз, шлепнулся в таз, и жирная баланда расплескалась по полу. Человек поскользнулся и упал, наплескав ещё больше. Яростно матерясь, он поднялся, заляпанный с ног до головы, и ринулся следом за Вовцом, размахивая ножом, словно саблей. Вовец летел что есть духу.

Неожиданно шквал беспорядочных звуков обрушился на него: лай, вой, визг, тявканье, металлическое бряканье и треньканье. Одновременно удушливая вонь заложила ноздри. Он чуть не задохнулся зловонным запахом и, зажимая нос, остановился в растерянности, не сразу сообразив, что вокруг него. А вокруг в три этажа стояли клетки из металлической сетки. В клетках метались разномастные зверьки, скулили, трясли сетку, прыгая на неё передними лапами, грызли зубами, пялили желтые глазки и тявкали на Вовца. Высоко вверху, зажатый бетонными стенами, ярко голубел прямоугольник неба, лился солнечный, дневной, настоящий свет на десятки, сотни клеток, стоящих ровными рядами в несколько этажей.

Злобный вопль перекрыл шум и гам звериной фермы, сразу вернув Вовца к суровой действительности, и, словно хороший тычок в спину, погнал дальше. Он понесся мимо оскаленных пастей, пачкающих слюной оцинкованную сетку. И при том, что сердце колотилось, как бешеное, и от страха холодело в животе, он вдруг ощутил неожиданную легкость во всем теле, облегчение, словно сбросил с плеч тяжелую ношу. Мучительное чувство непонятности покинуло его. Все стало предельно ясно – это звероферма. Песцы, чернобурки, норки, хорьки – вот настоящие людоеды. Это для них вываривают кости на студень, им скармливают человечье мясо, для них разводят рыбий жир. Банда грабителей и убийц нашла себе производственную деятельность, попутно избавляясь от трупов.