– Действительно так, – сказал майор, – и насмотрелся, и напрыгался с парашютом, и пострелял. Работа у меня такая. Но знаешь, парень, в свое время мне сказали одну фразу, и я запомнил ее на всю жизнь: надо сохранить в себе возможность удивляться. Пока тебя что-то цепляет, волнует, не оставляет равнодушным – значит, ты сам живешь. А иначе ты – мертвый человек. Так что у нас конвейера не бывает, всегда что-то новое.
– А я никуда дальше столицы и не выбирался, – признался мальчишка. – У нас ведь жизнь такая – с малолетства старшим помогаешь, учишься, потом сменяешь их на пастбище. Особо и времени-то нет.
– А нет желания уехать отсюда? – подключился к разговору Комаровский. – Заняться другим делом, попробовать себя в чем-то новом? В столицу, скажем, податься…
Он вдруг оборвал себя на полуслове – фраза о столице в сегодняшних условиях звучала несколько странно. Но парнишка этого не заметил.
– Не знаю, – отозвался подросток, – я еще не решил.
Собираясь с мыслями, он почесал коротко стриженную голову.
– Я-то художником хочу стать. С малолетства рисую. Все говорят, что получается у меня хорошо, так что, может, я и попробую потом поступить в институт… А с другой стороны, и оставлять родные места не хочется. Я здесь вырос. А подашься куда-нибудь – там ведь все чужое… Посмотрим, как оно дальше будет.
Внизу, на берегу реки, показались руины каких-то зданий.
– А здесь что было? – спросил, сверяясь с картой, Комаровский. – Похоже, поселение…
– Да, аил стоял, – отозвался пастух, – довольно большой. Я в нем несколько раз был в гостях. Тогда мой дядя здесь жил. Во-он там, на берегу, видите? Только аил бандиты сожгли.
– Абуталип?
– Да, из той же компании. Они сюда пришли, стали дань собирать, как обычно. Напились, да и остались тут на ночь. А один стал к девушке приставать. Ну и… изнасиловал он ее. А та ночью насильнику горло перерезала. Такое тут началось… Короче, сожгли бандюки аил. Да что говорить, – вздохнул парнишка, – у меня же люди Абуталипа отца убили.
На эту тему парень не стал распространяться. Было видно, что эта смерть оставила в его душа незаживающую рану.
– Мне дед рассказывал, что раньше все дружно жили, – вздохнув, сказал он, – не делили друг друга на южан и северян. Вместе работали, вместе праздники отмечали. А теперь словно с ума люди посходили. Одни кричат, что это южане воду мутят, а другие – наоборот. Почему так все сейчас происходит?
– Да понимаешь… – начал было Комаровский, но махнул рукой: что тут можно было сказать?
– Думаю, теперь многие поняли, что жить надо по совести, – проговорил сидевший у иллюминатора Батяня. – То, что произошло, почище холодного душа будет.
Десантники помолчали, думая о том, какую же цену иногда приходится платить за простое, казалось бы, понимание. Мир, похоже, устанавливается на этой земле, но кто вернет людей, ни за что ни про что расставшихся с жизнью – детей, стариков, женщин? Ответа на вопрос не было. Мальчуган рассматривал окрестности. Вертолет скользил на юго-восток.
Глава 32
– Все, будем делать привал, – махнув рукой, заявил Абуталип, – надо передохнуть.
Несмотря на хождение по лезвию бритвы, судьба все-таки оставила в живых обоих братьев, да еще и свела их вместе. Каждый из них добирался до места встречи своим маршрутом. В условленном месте, называвшемся След Шайтана, они и встретились после недолгой, но такой насыщенной событиями разлуки. Теперь компания состояла из трех человек, включая капитана Мубаракшина, превращенного в этакий живой щит.