Замялась, подыскивая определение.
– Негативное, – сказала Ведьмакина после паузы.
Наверное, это определение представлялось ей самым мягким и безобидным из всех возможных.
– Она считает, что я ее обманул? – спросил понимающе Корнышев, демонстрируя невозмутимость.
– Да.
– Мне очень жаль, – сказал Корнышев нейтральным голосом.
Алла Михайловна хмурилась и уже не замечала, кажется, ничего за окнами машины.
– Я постаралась ей объяснить, – вдруг сказала она.
– Что именно? – спросил удивленный Корнышев.
– Вы можете мне не поверить, но лично я не держу на вас зла.
Корнышев флегматично пожал плечами, не поверив. Ведьмакина догадалась.
– Не верите, – констатировала она.
– Нет, – честно признался Корнышев.
– Вы хитрили и обманывали, – сказала Ведьмакина. – Вы пришли в наш дом, преследуя какие-то свои цели. Вы нас использовали. Я это понимаю. Но вы спасли мне жизнь.
– Может быть, вы были ему не нужны, – осторожно предположил Корнышев. – Может быть, он пришел за мной.
– Если бы ему были нужны только вы, он не пришел бы в мой дом.
Ей нельзя было отказать в здравомыслии. И если она за это короткое время смогла продраться сквозь свою ненависть к Корнышеву и прийти к таким выводам, честь ей и хвала.
– Спасибо, – сказал Корнышев.
И еще он подумал, что был стопроцентно прав, когда сказал Горецкому, чтобы тот держался подальше от Кати, – нельзя приближаться к тому, кого жизнь еще больно ударит. А Катю вот ударило, потому что за нею тянется шлейф проблематичного прошлого, не столько связанного с ней, сколько с ее отцом, но если они одна семья, то всем им доведется хлебнуть из общего котла несчастья.
– Человек, к которому мы с вами едем, – сказала Ведьмакина, – когда-то работал с моим мужем. Хороший, добрый, сильный. Мой муж, если честно, его недолюбливал.