Тут Нина Николаевна смутилась и засмеялась, покраснев при этом.
– Извините меня, Женя, – произнесла она. – Это я вспомнила, как мы с Андреем ехали в их турецком маршрутном такси, и нам надо было выйти. И Андрей так осторожно трогает водителя-турка за плечо и говорит ему вежливо: «Мистер, дурак!» А для русского уха непривычно, согласитесь.
– И чревато к тому же, – поддакнул я, представив, как в московской маршрутке какой-нибудь заезжий турок, не знакомый ни с местными реалиями, ни с русским языком, попросит по-турецки водителя остановиться. Большие неприятности может огрести лицо турецкой национальности. И ведь не поймет он даже, за что так сильно пострадал. А нечего было называть водилу придурком.
– Хотя некоторые слова прямо-таки созвучны настроению, – сказал Андрей Михайлович. – На юге Турции рядом с городом Фетхие есть деревня, в которой никто не живет. Уже лет сто, как там нет жителей. Дома без крыш, без окон. Много-много домов. Сотни. Там такой склон холма, и дома по этому склону налеплены… И когда ты это видишь в сумерках – жуткое зрелище. Там когда-то жили греки. А потом между греками и турками случилась война, и местным жителям пришлось свои дома покинуть. Прежние жители ушли, а новые почему-то так и не появились. То ли место такое проклятое, то ли другая какая причина. А называется деревня – Кайя. И мне здесь почему-то слышится русское слово «каяться». Кто должен каяться, перед кем и за что – неизвестно, но такое название очень подходит этой мертвой деревне. Которая уже вовсе никакая не деревня, а больше похожа на кладбище…
Про кладбище – это не я сказал, а он. Я его за язык не тянул. И едва я это слово услышал, мне тут же вспомнилось.
– Извините, я хотел у вас спросить, – сказал я. – Как раз про кладбище…
Я видел, как Андрей Михайлович возвращается мыслями из далекой Турции в наше Воронцово.
– Здесь тоже есть заброшенная деревня, – продолжал я. – Горюшкино называется…
Андрей Михайлович рассеянно кивнул, давая понять, что он в курсе.
– И там, в Горюшкине этом, есть кладбище. Для местных жителей. И почему-то там похоронили Веронику Лапто, – я вопросительно посмотрел на супругов, ожидая, что они мне разъяснят подобное недоразумение.
Напрасно я, наверное, заговорил с ними о покойнице к ночи. Так было весело в нашей компании, и вдруг я заговорил о неприятном. Так воспитанные люди не поступают. Но вся штука в том, что мне не у кого было больше спросить.
– Да, там ее могила, кажется, – кивнул Андрей Михайлович.
– А почему?
– То есть как – почему? – непонимающе посмотрел на меня Андрей Михайлович.
– На заброшенном деревенском кладбище, – пояснил я. – Где давно уже никого не хоронят…
– Ах, вы об этом. Что поделать, о бедной женщине некому было позаботиться, – вздохнул мой собеседник. – Она умерла, и вдруг оказалось, что о ней некому позаботиться. Ее отец отбывает наказание в колонии…
– Да, я знаю об этом.
– И получилось, что ни родных, ни близких. Полное одиночество, – вздохнул Андрей Михайлович.
И оба они – он и его супруга – посмурнели лицами. Я снова обнаружил, что совершил бестактность. Мои гости не были старыми людьми, а все-таки возраст у них такой, когда люди уже начинают задумываться о вечности, и смерть для них не выглядит такой далекой и неосязаемой, как в юности. И все-таки я хотел продраться через эту их выглядевшую стариковской меланхолию к истине.
– Вы ведь наверняка знали Веронику Лапто, – сказал я.
ebooksa