Полина примерила перстень. Он был ей впору. Ажурный рисунок с эллинскими мотивами.
– Нравится? – спросил Антон.
Полина уже увидела цену.
– Нет, что-то не очень, – сказала она.
Ей не хотелось принимать таких подарков. Семьдесят фунтов. Полторы сотни долларов.
– Нет-нет, – сказала она неуверенно.
Ее слова хозяйка расценила как желание торговаться.
– Пятьдесят! – решительно сказала киприотка. – Суперскидка!
– Сорок! – назвал свою цену Антон. – И салфетка в придачу!
– Пятьдесят! И салфетка!
– Сорок! И салфетка!
Только тут Полина обнаружила, какая идет игра. Ей достаточно было только заглянуть в озорные Антоновы глаза. Ей надо было тоже в этом поучаствовать. Потому что таковы правила. От нее не так уж много требовалось. Просто развернуться и продемонстрировать, что она уходит. Что она и сделала. И тотчас услышала за спиной голос киприотки:
– Хорошо, сорок! И салфетка! – сказала та.
По ее виду при этом никоим образом нельзя было сказать, что она осталась в убытке. Полина попыталась достать деньги. Такую сумму она могла заплатить и сама. Но Антон ее опередил.
А перстень был действительно хорош. Антон, наверное, уловил Полинино настроение, потому что вдруг сказал:
– Может быть, нечто подобное когда-то носила Клеопатра?
– Разве она бывала на Кипре?
– Кажется, нет. Но Кипр некоторое время ей принадлежал. Сначала Гай Юлий Цезарь, а позже Антоний поочередно дарили Клеопатре этот остров.
Ну хорошо, она будет чувствовать себя Клеопатрой. Ведь ей сейчас принадлежит этот остров. Весь.
Они побродили по узким улочкам Лефкары, где легковая машина могла проехать только в случае, если ей навстречу в это время не катилась другая – двум легковушкам не разъехаться на улице, зажатой близко стоящими домами. В одном месте была открыта дверь, ведущая во двор дома. Киприотки в традиционных черных одеяниях сидели в тени единственного на весь двор дерева и вышивали, их движения были точны и выверенны – знакомое дело, знакомая работа, которую они проделывали и сейчас, и год, и десять, и двадцать лет назад. Точно так в этом дворе сидели их матери, бабушки, прабабушки, много поколений вышивальщиц, не знавших другой профессии, кроме этой.