— При чем нары? Как и всем! На Север теперь многие едут. И сезонницы, и постоянные. Найдешь себе женщину, обзаведешься детьми.
— Ушел мой поезд. Не будет у меня детей! Опоздал безнадежно. Теперь не наверстать. Жизнь не бесконечна. И в ней надо рассчитывать и годы, и силы. Мое отнято чекистами навсегда, — вздохнул Макарыч.
— Все от тебя зависит.
Медвежатник умолк задумчиво, а следователь продолжил:
— Я мог бы отпустить тебя уже сегодня, знай наверняка, что пойдешь домой, а не к ворам, не свяжешься с новой бандой и, получив документы, устроишься на работу. Но ведь нет таких гарантии. — глянул на Макарыча.
— К каким ворам? Всю «малину» замели в ментовку…
— А если б не арестовали, вернулся б к ним?
— Не знаю. Может, и нет. Теперь чего гадать? Один остался. Надо все заново начинать…
— Только не в «малине». Договорились?
Макарыч едва приметно кивнул головой. Следователь заполнял какую-то бумажку. Поставив на ней печать и подпись, протянул медвежатнику, сказав:
— Эта справка пока заменит паспорт и все документы. Когда они будут готовы — позовем, чтобы вручить. Не хочу держать тебя эти дни в милиции. Привыкай к воле. И за это время подумай насчет моих предложений о работе на Севере. Уверен, что не пожалеешь…
Макарыч беспрепятственно вышел из милиции. Его никто не остановил, ни о чем не спросил. И человек, выйдя на улицу, впервые растерялся.
— Куда идти? Куда деть себя? — и побрел домой, туда, где не был много лет.
Дом стоял в конце улицы. Одинокий, с забитыми окнами и дверью, он, будто репрессированный, жил, закрыв глаза и душу от окружающих на все замки и запоры, замкнувшись в своем горе, ослеп и одичал.
Макарыч сорвал доски, вошел в дом, откуда убежал ребенком. Как пахнуло сыростью, пылью и плесенью, как обветшал и состарился дом. Паутиной затянуло потолки и окна. Стены в зеленых разводах. Полы рассохлись и стонали под ногами.
Макарыч открыл окна, взялся за веник. До вечера навел беглый порядок.
Какими старыми показались вещи. А ведь ими дорожила семья. Старый патефон с кучей пластинок на этажерке. Железные койки с перинами и горами подушек, пропахших плесенью. Все обветшало. Но все знакомо и дорого.
— Но кто это стучит в дверь? — насторожился хозяин и увидел женщину.
— Леня! Миленький! Не узнал, голубчик ты наш! Страдалец! — подошла к Макарычу седая женщина: — Я ж соседка! Ульяной зовут! Вон в том доме живу. Погоди-ка! Поесть принесу! — выпорхнула из дома и вскоре вернулась, принесла картошку и сало, огурцы и хлеб. — Ешь, родимый! Не суди, что бедно. Поделилась своим поровну. Я вот глянула — досок на окнах нет. Думаю, дай пойду гляну! И вишь, какая радость! Хозяин появился! Иль ты меня вовсе позабыл? Ну я больше с матушкой и батюшкой твоими зналась. Хорошие были люди, чистые и честные. Оно и ты в их пойдешь. Как иначе? Дети завсегда в своих родителей. В кого ж еще быть? Ты теперь станешь жить в доме? — спросила участливо.
— Пока не знаю, — ответил уклончиво.
ebooksa