Седая весна

22
18
20
22
24
26
28
30

— Плюнь на нее!

И впрямь вернулся человек. В госпитале лечился. Жена Ульяну позвала — первой гостьей. Та на занятость сослалась. Лишь поздравила и порадовалась, что на улице одной семейной парой стало больше.

— Во! Ведьма! Даже военкомат подтвердил, что Яшка погиб. А она свое — живой! Он и впрямь в плену оказался. Лишь через два года вернулся. Вот и не поверь ей.

Сколько раз пытались Ульяну опорочить завистники. Писали кляузы, что она в войну лечила немцев, а своим отказывала в помощи. И тогда к бабе приезжали чекисты. Но нашелся парнишка и командир отряда. Они всегда помнили Улю. Да и не только они…

Всем семьям погибших платили пенсии. Каждому помогали. И только для нее не нашлось тепла. Троих отняла у нее война. Но пенсию ей не платили.

— Ид и работать! Иждивенкой рано быть. Тебе покуда шестидесяти лет нету. Сама себя прокормить должна. Совесть поимей, тебе еще пахать и пахать. Самой! Нечего погибшими прикрываться. Каждый должен выполнять свой долг, — ответили Ульяне в собесе и военкомате. А один из них еще и добавил язвительно:

— У тебя мозоли от карт на руках появились? Перетрудилась на отечество? Что сделала для него?

— Партизанский отряд лечила! А их почти пятьдесят человек. Все через мои руки прошли. И теперь фронтовиков выхаживаю. От ран, какие на войне получили. Чтоб жили мужиками и радовались, чтоб знали, что воевали не зря. Не все ж такому говну, как ты, цвести и пахнуть. Мои вон головы сложили. А ты живешь, потому что в тылу прятался. За нашими спинами. А ты знаешь, каково больного выходить? От какого родня отреклась. Ты ить коркой хлеба ни с кем не поделишься. Я — все, что имела, отдавала людям. И если б была как ты, не стали б в лихую минуту мою меня выхаживать, удерживать в этой жизни. А значит, я им нужна. Что ж до пенсии, так не тебе судить! Не ты мне ее платить будешь! Доживи до своей, если сумеешь! — вышла из военкомата обиженная, раздраженная.

Ульяна вернулась домой злая. Но вскоре к ней постучали, привели больного, и женщина отвлеклась от своих забот, забыла о неприятном разговоре.

Еще много лет лечила она людей, вернувшихся с войны.

Вот так появился у нее Прохор, попросил прохожего стукнуть в калитку кольцом, сам не дотянулся. Безногим остался в войну. На каталке к Ульяне объявился. Больше деваться стало некуда. Жена, как увидела, в голос взвыла:

— Ждала мужика, кормильца! Вернулся обрубок-иждивенец! Кому такой нужен? Зачем ты выжил? Детей объедать и мне хомут на шею?

— Не в пьянке ноги потерял — на войне. Мне за инвалидность пенсию платить станут. С голоду не передохнем! — пытался успокоить жену. Та не унялась:

— Какой с тебя нынче хозяин, помощник, если сам до ветру сходить не сможешь без чужой помощи. Без няньки — никуда! Это за что наказаньем свалился? Другие — с трофеями в дом, ты — горем!

Завернул Прохор от порога и, даже не поговорив с детьми, покатил по улице со двора. Горько на душе, а что поделаешь? Впору застрелиться б! Да оружие сдал. Не думал, что все вот так повернется. До вечера возле мужиков сидел. Таких же фронтовиков. Их из семей не прогнали. Хоть были средь них всякие. Послушали они Прохора. Головами качали.

— А может, тебе в интернат податься? Там много таких, как ты!

— Зачем? Лучше к ведьме! Она ему ноги нарастит новые! Эта Улька все могет!

Поначалу даже обиделся человек. Подумал, смеются над ним мужики. Но прислушался к рассказам о бабе:

— Она и впрямь ведьма! Коль по душе ей придешься, непременно поможет. А уж как, только ей одной ведомо, — убедили и подсказали, как найти ее.

Ульяна, открыв калитку, в дом пустила. Помогла на стульчик сесть. Выслушала Прохора смеясь и плача внутренне. Вслух только то и сказала: