Месть фортуны. Фартовая любовь

22
18
20
22
24
26
28
30

— А ты умеешь это? — приподнялась на локте.

— Могу! Даже корову доить умею, выпаивать теленка, кормить их, еще свиней и кур. У нас дома всего было много.

— Зачем?

— Чтобы жить! — рассмеялся Король.

— Так купить можно.

— В деревне — все свое. И мясо, и масло, и молоко, и хлеб. Свои руки не жалей — все будет.

— A-а, сука! На холяву хочешь прокатиться? — с треском открылось окно на первом этаже. И Капка с Королем, оглянувшись, увидели, как голый Хайло, поймав шмару за ногу, втаскивает обратно в комнату. Та отбрыкивается, вывертывается, но законник, шлепая ее по голой заднице, говорит визгливо:

— Бабки взяла? Откатай, лярва! Кобылка моя необъезженная! А то ишь, слинять хотела! От меня не смоешься! — втащил девку в окно. Рванул с нее платье — сверху до низу спустил. Оставил как липку. И с конским гиком завалил на пол, удерживая, овладел шмарой. Та утихла, не вырывалась больше.

— Скоты! — отвернулась Капка брезгливо.

— Давай слиняем от них!

— Не теперь, не сию минуту! Немного погоди! — подарила луч надежды Задрыга.

А в это время Шакал с Лангустом уже сидели в гостях у Нины Владимировны.

Пахан ожидал увидеть сухую седую бабу со строгими глазами, с выцветшим лицом, покрытым морщинами, с тонкими поджатыми губами, сутулую, высокую, нескладную.

Все это было навеяно рассказами Лангуста, какой искренне возмутился вопросу Шакала, был ли старик близок с этой женщиной?

— Ты что? Офонарел? Как бы я посмел подумать о таком? Да эта баба в гробу видела всех мужиков и вряд ли знает, зачем они по свету расплодились! Она нашего брата и в хрен не ставит. Всюду сама. Ремонт в квартире своими руками делает. Дрова рубит лучше иного мужика. Даже электрику в квартире сама ремонтирует. Заставал я ее за такими делами. Спросил сдуру, почему не наймет никого, не попросит, даже помочь хотел. Она как вызверилась на меня! И говорит, что духу мужичьего не переносит. В помощниках не нуждается. Да и в суде ее боятся. Язык — бритва! Смеяться с рождения не умела. Ни друзей, ни любовника нет.

— Но ведь сын у нее от мужика, надеюсь, родился. Не надуло же его сквозняком? — усмехнулся Шакал.

— Да кто знает? Я его ни разу не видел. И о жизни, о прошлом, мы никогда не говорили. Она не признает посторонних разговоров. Только по делу. Никогда не задерживался дольше двадцати минут. По ней понимал, что визит пора сворачивать. Нина Владимировна гостей не любит. Дышит без праздников и без выходных. С нею о флирте не вспомнишь. Скучная баба. Нет в ней жизни. Да и сама — не в моем вкусе. Старовата. А по мне — молодые да веселые бабенки хороши. Зачем в постель умную заволакивать? Она и в ней норовит паханить. Так что с этой, Боже упаси! Никогда не флиртовал! Клянусь волей! — сказал Лангуст.

И все же Шакал выбрал по пути букет нежно-розовых роз, бутылку шампанского и громадную коробку конфет.

Перед тем, как позвонить в дверь, придирчиво оглядел еще раз Лангуста. Тот выглядел так, словно его украли из витрины магазина. Сам пахан оглядел себя еще дома. Все было в порядке.

Нина Владимировна открыла дверь сразу. Впустила гостей, торопливо запахнув халат на груди. Этому визиту она не придавала никакого значения, а потому не переоделась. Осталась в домашнем ситцевом халате, в потертых тапках. Ни прически, ни следов краски на лице.