— И все же не верю, что Костя сам по себе возник! Он не один нарисовался. И не пацан мне врезал. С ним кто-то прихилял! — не согласилась Капка с Данилой.
— Мишка с ним возникал. Он стремачил. Костик вякнул. Сам сдрейфил, что ненароком замокрили. Но не булыжником. Свинчатка на клешне была.
— Какой Мишка?
— Его вся подземка психоватым звала. Он и взаправду бешеный! По себе помню. Всех я колотил за прокунды. И ничего, умнели вскоре. Когда этого гада за лопухи ловил, он аж пеной покрывался весь и кидался на меня с зубами и кулаками. Отмахивался, пока не сеял тыкву. Все портки были мокрыми, а он все равно лез. Чтоб исцарапать. Вот змей вонючий! Даже ночью ко мне прикипался. К сонному. Хотел отомстить за себя — кучка зловонная! Так вот это он за Костика вступился!
— Где он теперь канает!
— Строповщиком — в порту вкалывает. А где прикипелся, не вякнул! — развел руками Данила.
— Тряхнем Тоську! Эта сука вякнет! — вырвалось у Шакала.
— Оставь ее мне! — попросила Задрыга. Пахан ничего не ответил, сделав вид, что не расслышал просьбу.
Вечером, когда Капка уснула, пахан с Глыбой и Плешивым исчезли из хазы, сказав Лангусту, что хиляют устраивать Налима, Чилима, Мельника и Тундру в новой хазе. Данилка хотел пойти с ними, но ему велели остаться.
Король попросил Лангуста заказать разговор с матерью и нетерпеливо ждал звонок. Данилка поскучав возле Лангуста, вскоре ушел к шмарам. Лангуст следил, как сявки убирают в хазе, покрикивал на них. Требовал для усердия.
Задрыга лежала в постели, думая о своем.
— Вот так и прикончат когда-нибудь меня. Свинчаткой или пером. А может из «пушки». Свои или мусора… Ведь было, сам пахан трехал, когда своих мокрили. Да вон — Седой… Иль тот же Лангуст? А сколько раз пахана хотели размазать? Чудом от ожмуренья свалил. Как и Лангуст. Стань я паханкой, с чужими кентами наваром не поделюсь и тоже выкинут из предела любыми судьбами. И тоже к Медведю попаду на сход! Он не глянет ни на что. Две доли всегда жирней одной. Велит расписать, как падлу.
Сам, небось, тоже гастролеров не жаловал, когда паханил? Теперь велит закон держать! Другое невыгодно! С нас — хавает. А за что я ему долю должна отваливать? Он, что, в деле с нами был? Пусть фартует, как все, паскуда! Иначе, за что в законных дышит? Ишь, пристроился, кобель лохматый! Я, когда паханкой стану, не буду для него башлять! — решает Задрыга.
— А он велит ожмурить за жлобство. Иль из паханства вышибет. Ему это, как два пальца отделать! Вон Шакал хоть и зубами скрипит всякий раз, а долю маэстро всегда отваливает! Медведь вступается за пахана, знает, тот его положняк, как другие, не зажимает, — прислушалась Задрыга к телефонному разговору Короля.
Из-за тонкой перегородки было слышно каждое слово:
— Нет детей пока, мамо! И жены нет! Но есть невеста! Да, хорошая! Скоро ли поженимся? Пока не знаю! Молодая! Ей семнадцатый год пошел! Когда приедем? Как получится. Нет, в этом году вряд ли! Как ты живешь? Как дома? — слушала Капка, затаив дыхание, замерев от непонятной радости, что где-то на Украине, далеко-далеко отсюда, станет ждать и ее старая женщина. Чужая. Но ведь она — мать Остапа…
— Может, она меня своей признает? Может, заменит мать? Интересно, а что я ей про себя вякну? Где канала, кто мои родители? Что умею? Она, если допрет до всего, сама на погост свалит, пехом, чтоб шары меня не видели! А тот кент — брат Остапа— москвич засратый, когда докопается, кто я, родные яйца посеет со страха. Он же ученый! Разве таким по кайфу родниться с фартовыми?
— Нет, не расти пока для нас телушку! И хату не присматривай. Мы сами решим! Когда приедем, видно будет! — кричал в трубку Король.
Задрыга улыбалась:
— Корова? А что с ней делать? Ее вместо кента в дело не возьмешь. А молока в магазинах полно!
ebooksa