Месть фортуны. Фартовая любовь

22
18
20
22
24
26
28
30

Через несколько минут боль и впрямь отступила. Во всем теле появилась легкость, блаженное тепло, исчезло чувство страха перед Черной совой и Мишка, едва стемнело, повел городских законников к подземке.

Узнав Паленого, тоннельные стремачи из пацанов пропустили в подземку всех беспрепятственно.

— Теперь ты хиляй! Один к ним! Мы чуть позже, вроде на твоем «хвосте» повисли, — предложили законники, и Мишка пошел на яркий свет свечей и тепло, струившееся потоком из мраморного зала.

Черная сова недавно поужинала. И теперь фартовые отдыхали, слушая рассказ Короля о том, как он фартовал в Одессе.

— По чести колюсь! Не пришлась она мне по кайфу! Куда ни вылупись — одни блатные! Плесень — и та по фене ботает! Пацаны — в первые штаны влезли и уже по бабам! А бабы — жуть! Почти вголую по улицам шмыгают! Все напоказ! Выставляются без ярлыка! Там притоны шмонать не надо! Весь город такой! Любую бери! Даже интерес пропал!

— Ну и трепло! — не выдержал один из законников города — коренной одессит, задетый за живое. И выхватил из-за пояса «перо». Метнул, но вовремя приметившая Капка толкнула Короля, тот пошатнулся, нож воткнулся в руку, чуть выше локтя. Задрыга метнула нож в законника-одессита. Тот не приметил, отчего так быстро закрутилось перед глазами жаркое солнце юга.

Он упал лицом в землю. Не успев понять, кто убил его?

— Ну, сука! — кинулся к Задрыге худой, лохматый кент. И туг же с воем воткнулся головой в стену, согнулся пополам, сдавив в паху раздирающую боль.

Городские законники выскочили из темноты. Шакал глянул на Паленого. Тот жался к стене растерянно. И пахан понял все.

Мельник погасил свечи одним махом. И в темноте подземки, сплетаясь в узлы, дрались законники не щадя друг друга. Как распознавали своих и чужих, тому дивился подземный люд, вылезший из углов и тупиков.

Эй! Пацанва! Тащи огонь! Наших тыздят! Вломим чужакам! — донеслось разноголосье.

Со всех сторон к мраморному залу побежали с факелами в руках мальчишки и девчонки. Одни держали огонь, другие бросились в драку, зажав в руках булыжники, тяжелые железные куски арматуры. Все шло в ход…

Вот Шакал натянул на кентель толстомордого, какой едва не пропорол пахана…

А там Задрыга, защищая Короля, достала лысого крепыша ногой в солнышко.

Чувырло и Жила отбиваются от двоих, насевших чуть не на шеи.

Плешивому бок пропороли Но его ограждает Тундра. Не подпускает к кенту. Принимая на себя все удары.

Фомка, загнанный в угол двумя городскими, отбивается от них ногами и кулаками. Но вот одного из них отвлек на себя Амба. Поддел под подбородок. Тот, клацнув зубами, въехал головой в стену, постояв миг, свалился на пол, закатив глаза.

Шакал вламывает местным не суетясь. Рассчитывает каждый удар, экономно расходует силы. Тяжесть его каменного кулака знавали многие. Теперь и городские нарвались. Шакал никого не обделил. Вот двое с «перьями» подступили вплотную. Глаза горят. Самого пахана вздумали прижучить. Заклинило, видно, память у кентов, что паханом малины становится лишь тот, кто сумеет в жуткой трамбовке выстоять в одиночку перед целой кодлой озверевших фартовых и всех разложить на лопатки.

Пахан Черной совы, улучив секунду, коротко взмахнул кулаком по голове, огрел одного из наседавших. Тот тихо свалился под ноги дерущимся с проломом черепа. Второму в ухо. Этот в стену угодил лицом. Не помнил, где сильнее заболело. Но долго не мог встать от боли и звона в голове

Еще один к Шакалу рванулся. Тош Капка остановила. Вломила по шее. Ребром ладони. Тот, в прыжке, словно споткнулся. Отлетел на своего, сбитого под ноги чуть раньше других.