Капка кинулась к столу Сивуча, где тот всегда держал на экстренный случай бальзам, сделанный своими руками. Он способен был поднять мертвого из могилы. Задрыга нашла его. Вниз пулей скатилась. Влила бальзам. Но Сивуч не глотал. С трудом протолкнула внутрь. Приложила к сердцу теплую грелку. Лишь через час старик задышал.
Капка, испугавшись приступа, плакала в три ручья, корила себя за все, что увидела у Сивуча, Боялась, что перекормила его и ускорила смерть.
— Сивуч, не сваливай на погост, зараза! Я ж к тебе теперь я
часто возникать буду! Ну, плюнь в шары, если стемню! Без будды, всякий месяц! Клянусь волей! Только пропердись! — просила Задрыга, стоя перед постелью старика на коленях.
Тот не открывал глаза.
— Ну, вломи мне по мурлу, как раньше! Я не загоношусь и не слиняю. Только ты от нас не сматывайся, старый козел! Неужель ты не отматеришь меня, не просифонишь мозги до самой жопы? Ну, одыбайся, гнида моя сушеная! — выла Задрыга от жалости к старику и от стыда за себя.
— Ну, падла я недорезанная, виновата по горлянку! Прости меня! Открой шары! Покажи, что дышишь й не откинулся! — размазывала Капка слезы по щекам, делала массаж сердца Сивучу. И звала, звала…
Задрыга уже начала терять надежду на то, что Сивуч жив. Но тут Король спохватился. Поднял легкое перо — возле подушки лежало, поднес к носу старика. Перо шевелилось от дыхания. Оно было слабым, но уже появилось. И Капка усердно взялась растирать грудь старика.
Когда Сивуч пришел в себя, признался, что такой приступ уже не первый. Только тогда ему никто не помогал выкарабкаться из беды.
Капка, дрожа от страха, села поближе к камину, не спуская глаз со старика. Король расположился у ног Задрыги на медвежьей шкуре.
Капка перебирала его кудри, медвежатник замирал от счастья.
— Вишь, Задрыжка, как оно сложилось? Вышло, будто я учил тебя для этой своей лихой минуты. А ведь все могло быть иначе в моей судьбе! — закашлялся Сивуч.
— А что могло быть иначе?
— Все! Совсем другим! Но судьба сыграла по-своему! И втоптала в грязь, сняв, как птицу за крыло. С неба — в пропасть. Сколько хотел из нее вырваться, уйти, улететь. Но не довелось, не повезло! — сетовал Сивуч.
— А что помешало? — любопытствовала Задрыга.
— Моя глупая гордость! Она все разбила! И я был наказан за все с лихвой! Так-то вот, Капля! Не все можно исправить и вернуть. Но слишком поздно мы это познаем. Обычно под занавес. Когда жизнь уже кончена и изгажена вконец. А в судьбе не то тепла, пепла не осталось. Память ворошить о прожитом, и то страшно. Жизнь была или ее придумали с похмелья? Знай я о таком заранее, лучше бы удавился, пока были силы.
Задрыга опустила голову, думая, что Сивуч говорит о недавнем, заодно упрекая ее забывчивость. -
— Я ни на кого не сетую, Капушка! Никого не виню! Я совсем о Другом. Я сам во всем виноват!
— О чем ты? Сивуч? Чего так жаль нынче? — посочувствовав, спросила Задрыга.
— Любви своей жаль! Единственной! Больше ничего не жаль оставить на земле. А ее потерял!
ebooksa