Макарыч

Затосковал по людям и Макарыч. К его годам, знал про то, люди взрослых детей имеют, спокойно живут, седин не прячут. У него же все кувырком шло. Как сам над собой шутил втихомолку — па голове рожь сколосилась, а в голове и под зиму не пахано. И хотя давно в глаза не видел женского пола, мечталось ему в горячих снах заиметь ядреную, как созревшая тыква, бабенку. Пусть и не красавицу, лишь бы покладистую да не шалопутную. Чтоб сына принесла, любила бы дом, семью почитала.

Да только где ее взять-то было? Как-то вспомнились ему картинки, что давным-давно в городе видел. На них бабы были, почти голые. Одетые в прозрачное. Через ту одежду все срамное проглядывало. Макарыч аж вспотел, разглядывая эдакое. Мужики, какие в хате были, тоже сопели тяжко.

— Эх, едрить твою в кочерыжку! Ить подвезетька кому-то всю жисть с эдакой жить. А тут хоть па… — выдохнул тогда Макарыч.

Но его оборвали.

— Ишь че захотел, суконнье твое рыло. Она ж француженка!

— Ну и што? Баба она хоть хто — едино бабой останетца. Мине б ее…

Те картинки нередко и теперь виделись ему во сне. Однажды ночью услышал чьи-то шаги. Поначалу не поверилось. К стене отвернулся. Такое не раз мерещилось. Но вот вздохнул порог, скрипнула дверь. И голос — настоящий, человеческий, спросил:

— Тут есть кто?

Макарыч торопко соскочил с лавки и, не веря себе, от радости заикаясь, ответил:

— Есть, есть, я тут, живой…

Забыв о лучине, к человеку кинулся. Нашарил его, потащил к лавке за тулуп. Заплакал горько.

— Ты что? Слышь! Охолонь. Что это с тобой?

Макарыч засуетился, зажег лучину. Не веря

глазам, разглядывал человека. Уж не приснилось ли? И все просил его говорить. А когда гость умолкал, Макарыч уговаривал:

— Ты не молчи, говори што-нибудь. Я ить не то человека, голоса живого сколь годов не слыхал. Так ты уж сделай милость, не откажи.

В сказанное почти не вслушивался. Как продрогший отогревается горячим чаем, Макарыч отходил при звуке голоса. А ночью недоверчиво вставал к человеку — тут ли он. И, успокоившись, уходил в свой угол.

Только к полудню следующего дня понял, что за человек к нему пришел и зачем. Понял, что царя больше нет.

— А как же без ево, батюшки? — удивился тогда Макарыч.

— Тебе-то что он доброго сделал? На каторгу упек? Хуже зверя ведь живешь. От хлеба, наверное, отвык? Сам себе теперь хозяином станешь. И знай, народ, простой народ, теперь хозяином России стал. И вождь у нас — Ленин! Понял?

— Не-е-е…