— Глупость, — сказала она и слегка ткнула его в бок, заметив усмешку Эдема.
Комнаты их были соседние и одинаковые: жалкое проявление спартанского комфорта, имеющего целью подольше держать гостя в вестибюле отеля.
— Не доверяю я этим постелям, — ворчала Билли, кидая свой чемоданчик на кровать и наблюдая, как из нее поднялось облако пыли. Это была узкая, на одного человека, кровать с тонким, как вафля, матрасом, протертым посредине. Коричневое шерстяное одеяло, по всей видимости, находилось здесь со времени основания отеля. Обстановка состояла из небольшого стола, одного стула с пластмассовым сиденьем, прикроватного шкафчика с выдвижными ящиками. Гардероб заменяло углубление в стене без дверцы, но с металлической планкой, протянутой поперек.
Она зашла к Эдему, который развешивал свои немногие вещи в стенном углублении.
— Это называется европейским гостеприимством? — спросила она.
— Это называется европейской культурой.
— Я не могу оставаться здесь. Это еще хуже того места в Новом Орлеане.
— Это все, чем мы располагаем.
— Вы дрянь! — старалась она развеселиться, оглядывая комнату. — Вы действительно знаете, как вести себя с молодой женщиной, крутой парень?
— Помилуйте, это же роскошь в сравнении с некоторыми местами, где мне случалось переспать.
— Переспать?
— Это означает то, что вы слышите. Вы не в более худших условиях.
— Я полагаю, что у них не водится обслуживать номера?
— Еще одна скверная капиталистическая привычка.
— Но я проголодалась.
— Тогда пошли поедим.
Пища была, как и ожидалось, отвратной. Сосиски с кислой капустой и черный хлеб. Традиционное немецкое меню.
Они пришли к согласию, что это все равно следовало попробовать.
— Но ведь мы могли съесть пиццу в городе, — напомнила она ему. — Все кончено, я не буду без рассуждения следовать вашим советам.
Когда они проходили мимо регистратуры, дежурного на месте не оказалось. Эдем быстро наклонился над столом и, открыв регистрационный журнал, стал его просматривать.