Оборотни

Почувствовав неудовольствие в ее голосе, он вспомнил, что она жила в таком же, как и он, одиночестве.

— Я позавтракаю в самолете.

— Я подам вам пудинг, — сказала она, устремляясь на кухню.

Черт побери, он мог бы, он должен был поговорить с ней иначе. Когда-то, на Рождество, он подарил ей магнитофон „Сони CD Уолкмен“ с набором ее любимых песен пятидесятых годов. С тех пор она ходила в наушниках. Это было странное зрелище: пожилая, поседевшая женщина, которая готовила и убирала, прислушиваясь к песням Макса Байгрейвса и Бинга Кросби. Он улыбнулся своей мысли, что с нею все будет в порядке. Ведь он скоро вернется.

Он проводил ее вниз, усадил в такси и поцеловал в щеку. Она была очень довольна. При всей их близости и зависимости друг от друга им редко приходилось проявлять свои чувства.

Затем он направился в Уокинг, в сельскую местность Суррей. Машину он вел автоматически, погрузившись мыслями в прошлое, в ожидание встречи с местом, куда он ехал. Ему понадобилось около часа, чтобы из центра Лондона добраться до кладбища. Ворота, как он и предполагал, были заперты. Он припарковался неподалеку от них и вернулся немного назад, к дыре в заборе, обнаруженной им много лет тому назад. Проскользнув в знакомое отверстие, он направился к могильным камням на западном холме.

Он чувствовал присутствие людей, но старался никого не видеть. На кладбище можно было встретить подростков, познавших наркотики и секс, опустившихся бродяг. Опасности они не представляли, но когда впервые он пришел сюда, чувство страха надо было перебороть. Из-под какого-то куста выскочил голый мальчик, не менее испуганный, чем он сам. Где-то позади визжала девочка, теряя свою девственность. Он вспомнил, как еще в двенадцать лет боялся призраков, упырей, вампиров.

Три могилы, тесно прижавшиеся одна к другой, содержались в чистоте и порядке. Он наклонился над могилой матери и потрогал цветы. Они были свежими, и ему стало легко на душе. Встав между двумя надгробиями, он соединил их своими руками. Это был ритуал, который он всегда совершал.

Потом он перешел-к могиле по другую сторону от материной.

„МАРКУС ДЖЕЙМС НИХОЛСОН. ДЕВЯТИ ЛЕТ. ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ СЫН ХЕНРИ И МАРГАРЕТ И ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ БРАТ ЭДЕМА“. Немного ниже была меньшая по размерам надпись: „БОГИ ЛЮБЯТ ТЕХ, КТО УМИРАЕТ МОЛОДЫМ“.

Став на колени возле могилы, он наклонился вперед и руками дотянулся до земли.

— Привет. Я опять уезжаю, Маркус. В Америку. В Калифорнию. Тебе бы понравилась Калифорния. Хотя земля эта досталась не самым лучшим людям… Мне кажется, что я расстроил Лили. Я не подумал, что она стара и нуждается во мне. Когда достигаешь такого возраста, время начинает лететь, дорога каждая минута. Сегодня участвовал в гонках в Донингтоне. Замечательный заезд. „Энцо-феррари“ молодец, я показал лучшее время. Как прекрасно оставить о себе память, дорогую и нужную людям! Вынашивать мечту и превратить ее в реальность, разделить ее с миллионами… Не знаю, зачем меня посылают в Америку. Все это плохо пахнет. Я понимаю Ирландию и трудную ее жизнь — там есть враги, за которыми надо следить. Но это калифорнийское дело — не то, чему меня обучали. Я не могу понять, почему меня посылают туда. Но все же это какое-то дело, я буду занят… Ты меня понимаешь? Я одинок, Маркус. Мне кажется, что я не весь здесь, так много еще связано с тобой, с папой и мамой… Иногда я спрашиваю себя: что будет, если я попаду в опасность, если кто-нибудь приставит пистолет к моей голове и прикончит меня? Я не принадлежу этому миру, Маркус. Я так жестоко одинок. В таком ужасном одиночестве.

Пять минут спустя Эдем покинул кладбище, проехал на „галуинге“ обратно в Лондон, прошел в Трэмпс, прихватил первую же девицу, которая ему приглянулась. Он привез ее на свою квартиру и трахал до остервенения, пока не забрезжил рассвет и не наступило время ехать в Гатуик и в Южную Калифорнию.

Полет обошелся без происшествий, если не считать разговора с красивой англичанкой, летевшей на встречу с мужем в Лос-Анджелес. С нею было двое детей. Младший, только учившийся ходить, был полон жизни. Рядом с ней сидел загорелый калифорнийский чувак и клеил женщину подходящим к таком случаю трепом.

— Я так люблю детей, — слышал Эдем, когда проходил к своему месту.

Но после часа полета чувак уже не был так благодушен. Малыш вскарабкался на него, сначала смяв, а потом обмочив его новый итальянский костюм. Второй ребенок, не более четырех лет, пролил на него джин и тоник своей матери. Бедняга в отчаянии осматривался кругом в поисках свободного места. Но все кресла первого класса были заняты. Ему пришлось пострадать в молчании, пока дети наконец не заснули. За двадцать минут до посадки в Лос-Анджелесе он приподнялся, чтобы пройти в туалет. Малыш к этому времени уже уснул на его руке, и мать потянулась, чтобы взять его.

— Что вы, — нервно фыркнул молодой человек, — со мной все в порядке. Не будите его. — Он закончил путешествие со сдвинутыми ногами и первым выскочил из самолета, расталкивая на своем пути других пассажиров.

Эдем помог матери снять ручной багаж с полок над головой.

— Когда я женюсь, — сказал он, — постараюсь, чтобы моя жена повсюду путешествовала, оснащенная по крайней мере двумя маленькими детьми.

— Это всегда срабатывает, — сказала женщина, и они рассмеялись.