– Нет, товарищ посол. Считайте мои слова шуткой.
Агафонов с облегчением перевел дух. Он не любил непредвиденных ситуаций.
Хомутов разлил водку в бокалы, покачал головой.
– Пить крепкие напитки так – это, наверное, неправильно. Из чего вы у себя в посольстве пьете?
Лицо Агафонова вновь обрело каменное выражение.
– В посольстве это строжайше запрещено, – проговорил он после тяжелого раздумья. – У нас также действует «сухой закон».
– Что вы говорите! – восхитился Хомутов. – И как же ваши сотрудники выдерживают такой режим? Я слышал, русские редко соглашаются обходиться без спиртного.
– Эти слухи чрезвычайно преувеличены, – отвечал Агафонов, явно тяготясь разговором.
Над залом вдруг поплыла знакомая еще с детства музыка. Хомутов обнаружил, что музыкантов в национальных костюмах сменили другие, – и звучат первые такты «Подмосковных вечеров». Агафонов обвел зал удовлетворенным взглядом, отметив для себя, что все идет как нельзя лучше, и в завтрашнем отчете о ходе торжества необходимо подчеркнуть этот эпизод. «Подмосковные вечера» – верный знак. Он бросил быстрый взгляд на американского посла и усмехнулся про себя.
Президент Фархад был отчего-то бледен, сказалось выпитое, или он неважно почувствовал себя.
– За нашего великого друга – Советский Союз! – провозгласил Хомутов, намереваясь выпить с Агафоновым, но за его действиями внимательно следили (он на мгновение забыл об этом), и едва прозвучал тост, присутствовавшие джебрайцы вскочили с мест, вслед за ними мало-помалу стали вставать и иностранные послы.
Агафонов тоже поднялся – медлительно, со значением – и, поприветствовав гостей бокалом, осушил его.
Хомутов спохватился. Он взглянул на Хусеми – не слишком ли забыл об осторожности – но лицо секретаря хранило выражение нерассуждающей преданности, и Хомутов решил положиться на свою интуицию. Слегка потрепав Хусеми по плечу, он пробормотал:
– Проводи-ка меня, – и обвел взглядом зал. – А гости пусть веселятся.
Он направился к выходу, отметив, что шум голосов за его спиной не стих, и это его успокоило – отсутствие президента приняли как нечто само собой разумеющееся.
Кто-то из охраны распахнул дверь, Хомутов переступил порог и двинулся по коридору, слегка пошатываясь. Хусеми семенил следом до самого входа в президентские апартаменты. Хомутов захлопнул дверь перед носом секретаря, прошелся по комнатам, мурлыча под нос песенку, слов которой не знал и сам, и, увидев выбирающегося из-под стола Ферапонта, счастливо засмеялся, а затем дурашливо раскланялся, едва не потеряв равновесия.
– Привет, котище! Один ты у меня родная душа во всей этой державе! – воскликнул он по-русски, подхватил кота на руки и чмокнул в нос.
Почувствовав запах алкоголя, кот рванулся и заурчал протестующе.
– Не сердись, – все так же по-русски продолжал Хомутов. – Это всего-навсего водка.
Звуки родной речи будили в нем умиление.