Хомутов помахал.
– Что это у вас за выражение лица? – возмутился Сулеми. – Вы хотите схватить кого-то за горло?
– Ничего подобного! – огрызнулся Хомутов.
– Почему же оно у вас такое ожесточенное?
Хомутов втянул воздух сквозь зубы.
– Попробуем еще раз, – мягко сказал Сулеми.
Хомутов вновь поприветствовал свое отражение в зеркале.
– Неплохо! – одобрил Сулеми. – Вот сейчас – очень даже недурно. Немного больше твердости в лице, пожалуйста.
– Вы же говорите, что ожесточенное выражение…
– А вот этого не надо. Нужна твердость. Понимаете? Несокрушимая твердость мраморной скалы.
– Понимаю. Вот так, да?
Хомутов слегка оттопырил нижнюю губу, желваки на скулах вспухли. Сулеми, глядя в зеркало, засмеялся, довольный.
– У вас неплохо получается, видит Аллах.
Он опустился в кресло, с наслаждением вытянул ноги и предложил:
– Присаживайтесь. Если разрешите, я буду называть вас по имени.
– Конечно.
– Спасибо. Вам необходимо понять, Павел, хотите вы этого или нет, что вам придется научиться делать все то, чего требует ваша роль. Внутренне вы можете оставаться тем же, каким были прежде, но внешне… Знакомо ли вам это: актер выходит на сцену – и его больше не существует, он живет жизнью своего героя, и зрители в зале верят, что пред ними именно тот человек, чью роль артист играет.
Хомутов кивнул. Сравнение с актером даже немного польстило ему.
– Мельчайшие детали внешности и поведения товарища Фархада должны стать вашими. Сходство требуется стопроцентное, никто не должен даже заподозрить подмену. Об этом знают только сам товарищ Фархад и я.
– И полковник Гареев, – напомнил Хомутов.