Полковник хмыкнул и пожал его руку, после чего Хомутов таким же образом приветствовал и Сулеми. Гареев наблюдал за происходящим с едва скрываемой иронией, но Хомутов этого, казалось, не замечал, он сел за стол – ровно, чуть напряженно, по-фархадовски держа спину, и вдруг сказал, обведя присутствующих взглядом:
– Я вызвал вас, товарищ Гареев, по вопросу, решение которого не терпит промедления. Мой начальник охраны подготовил некоторые материалы, – он взглянул на Сулеми остро и требовательно, – связанные с ситуацией, складывающейся в Мергеши.
Сулеми сидел в кресле, молча наблюдая за происходящим. Хомутов снова взглянул на него и бросил отрывисто:
– Сулеми, доложите!
И нетерпеливо прищелкнул пальцами, как это обычно делал Фархад. Все было так похоже, что Гареев рассмеялся и покачал головой. Сулеми тоже улыбнулся, затем поднялся со своего места и протянул Хомутову воображаемую папку с документами. Хомутов принял ее нетерпеливым жестом, но Сулеми прищелкнул языком.
– Здесь ошибка, Павел! Товарищ Фархад не делает столь резких движений. Больше достоинства и спокойствия…
Хомутов в ответ на это встопорщил усы и негромко, но с угрозой осведомился:
– Что такое, Сулеми?! Ты, я вижу, начинаешь забываться!
Теперь он явно переигрывал. Гареев досадливо отвернулся.
– На кой черт вся эта клоунада? Что ты, Хомутов, шута горохового корчишь?
На лице Сулеми сложилась болезненная гримаса.
– И не надо на меня так смотреть! – взорвался Гареев. – Все. Дохлый номер. От тебя за версту Русью прет. – Теперь уже полковник кричал. Все раздражение, копившееся в последние дни, выплеснулось разом. – Ты Хомутов, Хомутов, тысячу раз Хомутов, и никто другой!
Из соседней комнаты показался черный кот и испуганно застыл у порога. Гареев замолчал, свирепо разглядывая кота, потом вдруг спросил совершенно будничным голосом:
– Это что еще за чучело?
– Это Ферапонт.
– Ферапонт? – вскинул брови Гареев.
– Кот здешний, – пояснил Хомутов. – Приблудился.
– А почему Ферапонт?
– Так его матушка нарекла. Ферапонт, иди сюда, – позвал Хомутов.
Кот подошел и потерся о его ботинок. Гареев вздохнул.