Рахманов ступал по этому хайтековскому коридору, точно зная, что в это самое время охрана видит металлические предметы на нем, пистолет в частности.
Да, это Ахмед Джемаль. Данные с его пропуска отобразились на экране монитора: фото, идентификационный номер, статус агента, герб службы. В соседнем окне появилась мгновенная фотография человека, находящегося в арке детектора. Телохранитель и охранники получили возможность сравнить два снимка...
Телохранитель не обнажил ствол лишь по той причине, что его вогнал в ступор не сам человек, образ которого тщательно исказили спецслужбы страны, а факт отождествления как процесс. Сам Рахманов мог бы просветить его на этот счет, используя психологический термин: психический процесс отождествления объекта с тем, что уже было воспринято когда-то. Любой процесс требует времени. Телохранитель потерял его, Рахманов взял на вооружение.
Он воспользовался фактором внезапности, зная о нем куда больше, чем все, вместе взятые, за пультом охраны. Андрей использовал и другой фактор – детальное изучение объекта. Он вскинул руку с оружием, чуть склонив к нему голову.
Время, отведенное на процесс идентификации, вышло. Первый импульс телохранителя, рванувшего ремешок на спецкобуре, совпал с импульсом Рахманова, нажавшего на спусковой крючок «кольта». Он повторил выстрел, положив пулю рядом с первой – под верхнюю правую скулу. Телохранитель не успел уронить голову на грудь, а Рахманов уже выстрелил в первого охранника. Второй, мысли которого были свободны от образа ливийского террориста, выхватил пистолет и попытался выстрелить не целясь, от бедра. И оба спустили курки одновременного. Охранник промахнулся и получил пулю в плечо. Здоровой рукой он в падении попытался включить тревогу, но перепутал переключатели и выключил в музее свет.
И Феликс Сахаров, и Трой Смит резко повернули головы в сторону выстрелов. Они даже не успели переглянуться, как свет в музее погас. Сахаров был уверен, что это сработала первая система безопасности в музее и сигнал ушел непосредственно на пульт «Воксхолла». Но он ошибался...
Паттерсон метнулся к директору и, нащупав в темноте его руку, потащил за собой, к служебной лестнице. Им вслед неслось проклятие брошенного на произвол судьбы Феликса Сахарова:
– Во что вы меня впутали, идиоты?!
Прежде чем ступить на площадку служебной лестницы, Натан Паттерсон дал оценку действиям старого разведчика: «Он демаскирует нас». И выстрелил, ориентируясь на голос. И – едва не повторил его, но уже в директора, словно перенявшего эстафету:
– Натан, вы болван!
– Вниз, вниз! – торопил его Паттерсон. Чувствуя, что Трой может споткнуться и сломать на бетонном марше шею, пошел впереди. И уже в качестве фаворита подстегнул начальника: – Не отставайте, Трой! Иначе он достанет вас.
Нил Стоун переглянулся с напарником: «Что это было?» Звуки, донесшиеся из музея, походили на звуки выстрелов.
– Чего они там не поделили?
Джекоб не поддержал шутку товарища:
– Надо бы посмотреть, что там случилось.
Стоун покачал головой. Он был старшим и взял ответственность на себя. Да, полисмен слышал какие-то хлопки в музее, но не мог точно сказать, похожи они на пистолетные выстрелы или нет. Он не хотел вклиниваться в дела военной разведки. Может, они там хоровод водят...
Руби с тоской смотрела на камеру, что располагалась напротив ее места содержания. Она была бы рада любой соседке или соседу, даже Натану Паттерсону. Ведь есть же за что упрятать его за решетку, рассуждала Руби, представляя себя возле плексигласовой стены с отдушинами, этакой докторшей Лектер – со всеми вытекающими из этого деталями.
Совсем недавно (три или четыре недели тому назад) она попробовала компьютерную игру The Suffering («Страдание»), правда, поиграла в это старье недолго: вроде бы несложно, но действительно мучительно. Чего стоил один только интродакшн к игре:
Отчаявшись на вынесение справедливого приговора, она надеялась, что бог, в которого она то верила, то нет, заключит с ней сделку. Одно дело – размышлять над такими вещами на свободе, пусть даже в статусе беглянки и пусть даже без поддержки Андрея, другое – будучи схваченной и посаженной за решетку. Это все равно что стоять на дне своей могилы и переодеваться к последнему в своей жизни ритуалу.