Стивен не успел ответить агенту, вспышку гнева которого даже он посчитал оправданной, – рация передала очередной доклад капитана спецназа:
– Он в семидесяти метрах.
– Рахманов подходит к дому, – снова переключился на хозяина Паттерсон. – Через минуту он позвонит в дверь. Веди себя естественно. Теперь он мне нужен живым. Без единой царапины.
Собственно, Паттерсон вел речь о пике мастерства разведчика. И снова Стивен Макгрегор понял его.
– Вам необязательно угрожать мне. Я сделаю все для спасения своей семьи. Но позже я задам вам один вопрос: «Что дальше?»
– Вот позже я на него и отвечу, – смягчил тон Паттерсон, подумав: «Сбиваюсь на Томаса Муди». И четко представил себе несдержанного чернокожего коллегу. С его-то характером дом Макгрегоров не простоял бы и часа.
Снайпер опустил оружие: цель выпала из поля его зрения, и работа его на этом заканчивалась. Незаметно от командира группы он покачал головой.
Однако капитан Нэш-Вильямс заметил этот жест неудовлетворения и мог, поддержав подчиненного, повторить его вслед за ним.
Капитан спустился на первый этаж флигеля, передал по рации очередное распоряжение, содержание которого сводилось к тому, что роль его боевой единицы равна нулю. Всегда неприятно находиться в роли статиста. Подстраховка – из того же досадного разряда. «Посмотрим, – бросил он под нос, – как справятся с работой агенты Натана Паттерсона». Он видел самого Паттерсона, маячившего за матовым стеклом входной двери, но главной действующей фигурой сейчас выступал хозяин дома. Стивен подошел к калитке, открыл ее, ответил на приветствие гостя, посторонился, пропуская его, и пошел за ним, не отставая и неприкрыто качая головой. Вот его жест, который даже с неблизкого расстояния расшифровывался легко: он предложил гостю пройти в дом. Опередив его, а точнее, забежав сбоку, он открыл дверь. Две, три секунды, и оба они скрылись внутри дома. Вот и все – с облегчением подвел итог Нэш-Вильямс: в доме раздались громкие выкрики («На пол! Лежать! Руки за голову! Даже не думай!»).
«Опрометчивое решение, – подумал капитан, прикуривая сигарету. – А вдруг в коробке, которую ар-Рахман беспрепятственно пронес в дом, нечто напоминающее то, о чем рассуждал по громкой связи Натан Паттерсон, – бомба? Это называется – нате, получите. А в сказочном варианте – «семерых одним ударом».
Прошло пятнадцать-двадцать секунд. Ни взрыва, ни хрена, подытожил Нэш-Вильямс. Паттерсон так и не вырубил громкую связь, и капитан услышал его голос: «Кто ты такой, мать твою?» Поначалу спецназовец решил, что этот вопрос адресован ему, а когда понял, что произошло в главном доме, громко рассмеялся – прямо в гарнитуру скрытого ношения.
Через полчаса Паттерсон сдержал обещание, данное им Стивену Макгрегору:
– А с тобой будет вот что. Ты будешь молчать об этом инциденте до конца дней своих, и эта тайна будет пострашнее той, о которой все мы знаем. Откроешь рот – тебя обвинят в пособничестве ливийскому террористу, в укрывательстве свидетеля и его самого. Ты разделишь с ним ответственность за гибель по меньшей мере двадцати шести человек, погибших во время теракта. Это все, что я хотел тебе сказать. Хотя нет: воспользуйся деньгами и не трепли нервы ни себе, ни своим близким, ни... Ну, ты знаешь, о ком я говорю. – Паттерсон снова смягчил тон в конце монолога. Во второй раз за последние несколько минут.
Двойной удар. Так рассуждал Натан Паттерсон об очередной поражении. Рахманов нанес двойной, выверенный удар, и последствия его были бесстрастно зафиксированы видеокамерой и системой звукозаписи, установленной в доме Макгрегора, доме, который то ли устоял, то ли пал. Без купюр звучит непристойно, с купюрами (вариант для Троя Смита) – примерно так:
«Кто ты такой (...)?»
«Посыльный».
«Какой (...) посыльный?»
«А вы, ребята, кто такие?»
«Заткни пасть (...) и отвечай (...) на вопрос!»
«Я посыльный из цветочной фирмы «Флауэрс энд хербс». Кто из вас Натан Паттерсон?»