Бешеная стая

Меня подбодрил одобрительный взгляд Розового, и я избавился от последней капли сомнений.

Под рукой не было ничего, что могло бы заменить разделочную доску, и мне пришлось отрезать палец, крепко ухватившись за него левой рукой. Мне казалось, он поддастся легко, как куриное крылышко. Но не тут-то было. Я искромсал его до кости, пытаясь отсечь его по второй фаланге. Кровь хлестала из ран, как будто я перерезал жертве вену. И сама жертва начала отчаянно мешать мне. Она извивалась подо мной, дергалась всем телом, поскуливала, а для меня уже не была человеком, но жертвенным животным, может быть, скотиной.

– У тебя есть в машине плоскогубцы?

– Откуда я знаю, что там есть, – чуть нервно ответил Розовый. – Я угнал ее.

– Ну так посмотри!

Он пошарил в багажнике и нашел плоскогубцы. А я нашел другое решение. Зажав истерзанный палец плоскогубцами, я что есть силы сдавил их ручки, раздробив мизинец. Повторил операцию еще раз, принося жертве невероятные страдания; она визжала и мотала головой с таким напряжением, что носом у нее пошла кровь. Я изуродовал ей еще три пальца, и только когда исступление стало сползать с меня старой змеиной шкурой, я увидел, что она лежит подо мной без сознания.

Вид крови жертвы, ее страдания пробудили в Розовом звериный инстинкт, однако мысли у него по-прежнему были человеческими. Он раздул ноздри и, разрезав окровавленным ножом путы на ногах официантки, бросил мне:

– Можешь остаться, а можешь погулять.

Я отошел в сторону, на ходу вытирая руки носовым платком. Розовый привел жертву в сознание быстрее, чем я ожидал. Поставив ее на колени и ударив по голове несколько раз, выкрикивая что-то при этом, он задрал на ней юбку, ножом разрезал трусы. Он вошел в нее глубоко и резко, еще пара движений, и он дернулся в оргазме, громко застонав. И это был неудивительно: он мог кончить только от одного желания, не снимая своих штанов.

Я несколько раз затянулся сигаретным дымом и подошел к Розовому. Он избегал моего взгляда, как будто это мы с ним вставили друг дружке.

– Трахнешь ее?

Я согласился, поскольку был возбужден не меньше Розового. Я занял его место, пачкая колени о траву. Розовый мешал мне кончить, стоя у меня за спиной; он только что не гладил меня по спине, а дай ему волю – трахнул бы и меня. Я провозился с ней не меньше пяти минут, и это был лучший секс в моей жизни. И вдруг я подумал, что в следующий раз…

От этой странной мысли меня отвлекла сама Ольга. Она вдруг вскочила на ноги… Ей надо было бежать в темную сторону, но она выбрала светлую. В свете габаритных огней машины она на ватных ногах пробежала шесть или семь метров. Я свистнул ей вдогонку. Розовый поднял с земли камень с острыми краями и, не целясь, бросил в нее. Она упала. Розовый подбежал к ней и добил несколькими ударами того же камня по голове.

Потом мы бросили ее в яму… Вымылись в реке. Яркое пламя подожженной машины освещало нам путь. Я отвез Розового домой. Сочные и острые события этого вечера я помнил до мелочей, а вот что я сказал Розовому на прощанье, вспомнить не мог. Кроме рукопожатия и «до завтра» были еще какие-то слова, потому что в память мне врезалась расцветшая улыбка на лице товарища, с которым нас теперь навеки повязала пролитая нами кровь человека. Потом я вспомнил эти слова Розового: «Было бы странно снова жить прежней жизнью».

Домой я приехал далеко за полночь обновленным. Однако события этого вечера круто изменили ход моих мыслей. Я был в начале нового пути. Кто знает, может быть, насилия над другим человеком мне и не хватало и объясняло мое смурное настроение, вечное недовольство всем и всеми и стремление к неизвестному. Во всяком случае, убийство стало для меня отдушиной и дало выход новым чувствам и стремлениям. Стремился ли я к очередному убийству? Пока что я переживал первое, и мне этого настроения хватало за глаза.

Назавтра мы с Розовым встретились у него дома. Мы говорили только на одну тему. Впрочем, косвенно на эту тему говорили многие: к месту пожара в Горенском лесопарке прибыли пожарные. Они залили и затоптали все вокруг объекта, окончательно похоронив следы преступления».

Глава 4

«Бешеных собак сжигают, не правда ли?»

Я встретился со своим осведомителем на Красной Пресне, где больше ста лет тому назад в дни Декабрьского восстания шли ожесточенные бои. Я приехал на место встречи на четверть часа раньше, не торопясь и дважды проверившись – не тащу ли за собой хвост. Устроившись на лавочке, я стал изучать функции моего мобильника, как будто другого места и другого времени на это у меня так и не нашлось. Место встречи со своим агентом я выбрал потому, что в отделе внутренних дел по Пресненскому району работал мой товарищ по ГРУ Виталий Аннинский. Он мог меня прикрыть в случае надобности.

Этого своего осведомителя по имени Антон Привалов я не видел больше трех месяцев. А если в расчет не брать этот, в общем-то, немалый срок, то не виделись мы почти два с половиной года: Привалов торчал в подольской колонии. Реально ему светило шесть лет, и не без моего вмешательства срок его сократился втрое. Когда он освободился, первое, что сделал, – напугал меня. Я возвращался в город с дачи на первой электричке. Была жуткая рань – начало шестого, и я мог если не поспать, то поворочаться в постели еще пару-тройку часов, однако дело было срочное. Густой подлесок у края платформы дрогнул, и мне навстречу шагнула неясная в предрассветной мгле фигура. Я забыл все приемы самообороны, которыми владел, как мне думалось, в совершенстве, и стойка, в которой я встречал незнакомца, называлась «хендэ хох». Когда он поздоровался со мной, а я узнал его по голосу, я понял, что значит проглотить язык. Дар речи вернулся ко мне через минуту, и я ответил на приветствие откинувшегося осведомителя: