Кавказское происхождение хозяина дома было очевидным.
Представившись, извинились за нарушенную сиесту, и прошли в просторную чистую комнату, оклеенную голубенькими обоями в веселых цветочках.
Пакуро вкратце объяснил суть дела. Затем, выложив перед участковым копию послания убийцы, спросил:
— Как думаете, кто в поселке мог это ему перевести?
Усы участкового возмущенно зашевелились. Округлились глаза.
— Да я ему и перевел! — выпалил с негодованием. — Пришел, попросил… Я же под Баку родился…
Борис захохотал, откинув назад голову.
— Вы чего смеетесь? — опешившим тоном произнес блюститель сельского правопорядка.
— Ваша улица полна неожиданностей, — нейтральным тоном пояснил Пакуро.
— Галифе у вас есть? — спросил Борис хозяина дома, кивнув на его семейное нижнее белье.
— Конечно…
— Советую надеть. Фуражечку возьмите. И — пойдем к нашему общему подопечному. Заждался, небось…
Хвастунов, облаченный лишь в плавки и в пластиковые растерзанные шлепанцы, лежал на надувном матрасе в гамаке, установленном посередине садика, с вниманием читая детектив в характерной убого-пестренькой обложке.
Узрев идущих к нему навстречу двух мужчин в аккуратно выглаженных брюках, одинаковых белых рубашках с короткими рукавами и строгих галстуках, за которыми, отдуваясь, семенил, отирая пот со лба, тучный участковый, небрежно отбросил книжку в сторону и, болезненно и понятливо кривясь, привстал.
В его глазах, уныло и пусто взирающих поверх голов незваных гостей, читалось столь откровенное осознание сути данного визита, что Пакуро, не утомляя себе преамбулой знакомства, коротко и отчужденно спросил:
— Пистолет в доме?
— Нет, — отвернувшись, буркнул убийца.
— В доме Виктора? — Пакуро кивнул на соседний дом.
— Не знаю. Братва с ним какая-то приезжала, отобрали… Деньги вернули.
Борис, несший в руке служебную папочку, раскрыл ее, вытащил фотографию Чумы: