Старомодная война,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я надеюсь, что он прав, Ремо. Этим утром кто-то похитил папу римского. Итальянская полиция, которая не имеет права входить в Ватикан, сообщила, что впервые за столетия швейцарская гвардия была готова начать военные действия.

— Отлично. Это вполне похоже на мистера Арисона. Что ж, теперь у нас есть возможность дать Чиуну продемонстрировать свои способности.

Ради Ремо Чиун нарядился в чёрное кимоно с серебряной вышивкой, преподнесённое Дому синанджу итальянской фамилией несколько столетий назад.

В его складках находился цветистый пергамент, который гласил: «Дому, знания которого мы ценим, — ваши добрые и преданные друзья Борджиа».

— Мы не пользовались этим кимоно с тех пор, как работали в Италии, — сказал Чиун, когда они сели на маленький катер, который должен был доставить их на авианосец, на котором их ждал итальянский военный самолёт. — Хорошая династия Борджиа. Но у них был один серьёзный недостаток. В большинстве случаев они любили действовать в одиночку. Взять, например, Лукрецию Борджиа. Она любила прибегать к яду, чтобы устранить своих противников, вместо того чтобы воспользоваться услугами наёмников. Если бы они чаще прибегали к нашим услугам, их дела шли бы гораздо успешнее.

— А что ты думаешь делать с Арисоном? — спросил Ремо.

— Ты увидишь, — ответил Чиун.

— Я буду себя чувствовать намного лучше, если буду знать.

— Я тоже буду чувствовать себя гораздо лучше, если ты будешь знать, но ещё не время.

Прежде чем они пошли в Ватикан, Чиун совершил прогулку по улицам Рима. Некоторые из сохранившихся мраморных памятников частично были похожи на мраморные скелеты, увядающие от соседства современных улиц. Они осмотрели старый дом весталок, языческих жриц, которых католическая церковь взяла за образец при создании женских монастырей. А затем, конечно, стала жестоко преследовать старых богов и старые храмы.

До возникновения христианства во всём так называемом цивилизованном мире правили только эти боги. Для каждого признака — любви, выпивки, войны, моря — существовал специальный бог. Венера и Нептун определяли порядок каждодневной жизни людей и принимали их жертвы.

Но и с приходом христианства, с обещанием вечной жизни, с появлением Бога, который умер ради своего народа, невидимого Бога евреев, великие храмы были разрушены, а последние жрецы доживали свой век в одиночестве, без последователей, без пожертвований, присматривая за статуями своих культов.

Стоя перед местом, где был расположен великий храм Юпитера, куда в праздник приходили тысячные толпы людей, Ремо видел только истёртую временем простую каменную плиту в римской грязи с бронзовой инкрустацией, говорящей о том, что на этом месте был огромный храм.

— У них были хорошие культы, — сказал Чиун. — Всё было ясно. Ты приносишь богу что-то в жертву, и он что-то даёт тебе в ответ. И нет никаких переживаний и жертв во имя любви. Мы никогда не думали, что христианство может так укрепиться.

— Я был воспитан монахами в сиротском приюте. И я замечательно чувствую себя в Ватикане.

— Не думаю. Вспомни, Борджиа тоже были папами, и мы работали для них. Ах, Ремо, кто бы мог подумать, что ты можешь стать последним из нас, — сказал Чиун, протягивая руки к городу Тиберия, единолично правившего миром, который теперь был только помехой движению и превратился в живописные мраморные останки. И конечно же, Ватикан, великий Ватикан, постоянно бывший ареной борьбы.

Итальянская полиция и солдаты опечатали вход со стороны больших колонн. У собора Святого Петра собрались маленькие группки людей. Большинство было одето в полосатые панталоны и вельветовые шляпы. Это были швейцарские гвардейцы, которые охраняли Ватикан. Когда-то они составляли маленькую независимую армию, а сейчас были только частью церемониала.

Как узнал у них Ремо, когда они, побросав свои знамёна и посты, обсуждали происшедшее, они вступили в сражение с группой турок, возглавляемых незнакомцем с мускулистой шеей и глазами, блестевшими как звёзды.

Это же подтвердил и карабинер, который сказал, что Ремо и Чиун не могут войти.

— Ужасно, ужасно, что это произошло именно в этом святом городе, — сказал карабинер. — Но вы не можете войти.