Закон рукопашного боя

22
18
20
22
24
26
28
30

Надежда ощутила, как Марфа садится на табурет, прямо напротив нее, и берется левой рукой за правую руку Надежды, а правой — за левую. Получилось кольцо, посередине которого струился пар из горшка. Этот пар быстро проникал в легкие, растворялся в крови и нес по всему телу какое-то необыкновенное, неведомое Надежде состояние.

— Спи не спи, спи не спи, спи не спи! — голос Марфы послышался как бы издалека, гулко, будто колокольный звон. — Выглядывай сына, сына выглядывай! — внушала Марфа, которую Надежда уже не видела. Она вдруг ярко и четко увидела себя с малышом на руках в детской дядюшкиного имения. — Добро, добро, добро! — поощрила Марфа. — Гляди Настю, гляди Настю, гляди Настю!

Надежда ощутила, как что-то теплое и дурманящее словно бы выносит ее душу из тела. Она пронеслась через мрак туда, в недавнее прошлое, и увидела перед собой черноглазую, очень красивую женщину в цветастом платье, с огромными серьгами в ушах, серебряным монистом на шее и зеленой косынкой, стягивающей густые, черные, как вороново крыло, волосы.

Едва образ Насти всплыл из памяти Надежды с максимальной четкостью, как его словно стерли, и Надежда, очнувшись, открыла глаза.

— Молодец, — похвалила Марфа, — быстро вспомнила. Теперь она ко мне в память перешла. Я и буду искать… Теперь вот что, девонька. Я сейчас как бы засну. Говорить что буду, бубнить или ругаться — не слушай. Не буди меня, слышь! Что б ни сталось — не буди! Как встану и с закрытыми глазами пойду — тоже не мешайся. Страшно будет, мерещиться что начнет — молись господу, о сыне молись! Проснусь до срока — сына не увидишь. Ну, держись, милая!

Марфа вынула из-за ворота ладанку, высыпала на ладонь несколько мелких кристалликов, отодвинула чугунок от Надежды и уселась перед ним сама. Кристаллики упали в булькающее варево, и от него пошел розовый, все более краснеющий пар. Марфа закрыла глаза, откинула голову, опершись спиной о стену подвала, лицо ее стало мертвенно-бледным. Надежду взяла жуть, она отодвинулась подальше и стала тихонько молиться, упрашивая господа бога вернуть ей дитя…

Минуты две Марфа не двигалась, Надежде даже казалось, что она умерла. Потом Марфа, не открывая глаз, каким-то необычным деревянным голосом сказала:

— Злодейка. Пошто дите своровала? Отдай!

Надежда сжалась, но молиться не перестала.

— Вижу. Вижу тебя, злодейка. Не уйдешь. Не прячься, не мучься — все одно мой верх, — продолжала свой диалог с невидимой врагиней Марфа.

— Боже правый, помоги ей! — прошептала Надежда, которой трудно было оставаться в стороне.

— Черную силу зовешь — не дозовешься. Волки ее съели, вороны унесли, огонь сжег, ветер развеял. Совесть, что волк, — возьмет за горло — не упустит. Не мучься, не прячься, меня слушай, к богу вернешься! — Губы Марфы произносили эти слова совершенно бесстрастно, как видно, вся эмоциональная энергия этой женщины была в ином, недоступном для понимания мире…

— Туда идешь. Туда, родимая. И здесь повернула правильно. Не стой, не стой, не останавливайся. Дальше иди, хорошо иди, прямо иди. Здесь налево поверни, французов обойди. Во двор сверни, дальше иди!

Надежда, вслушиваясь в слова, произносимые Марфой, ощущала, как сердце начинает учащать бег.

— Не я тебя веду — бог ведет. Нет бога русского, нет цыганского — един бог, едина сила, едино блаженство и едина мука. Иди. Тут садом, садом проходи. У стены щель, в нее боком, мальца не повреди. Дом обойди, сарай обойди, заходи в дровеник. Положь мальца на пол. Бочку откати, подпол открой. Бери малого левой, придерживайся правой, полезай в подпол. Добро. Веревку дерни, закрой за собой. Добро. Иди далее, хорошо идешь… Не думай о черном. О белом думай, о боге думай, душу спасаешь! Вправо теперь, вправо иди. Бог ведет, не я веду. Душа светлеет, бог тебя любит, бог тебя в блаженство вечное ведет. Иди. Не думай о черном. Не страшись — его сила божьей не ровня. Еще иди, не стой, не стой, прямо иди. К богу идешь, к спасению. Злая сила покинула, добрая приняла. Иди, родимая, моя взяла. Лестница, бережней, ставь ногу ровней. Добро идешь, туда идешь. Пришла. Стучи три раза!

И тут послышался явственный троекратный стук в дверь.

Марфа, не открывая глаз, встала, сделала шаг, словно лунатик, и такими же механическими, деревянными шагами, твердо и звучно ступая, подошла к двери. Лязгнул металл, и Надежда, широко открыв глаза от суеверного ужаса, все еще не веря во вновь обретенное счастье, увидела на пороге бледную, закутанную в шаль цыганку с младенцем на руках. Ее лицо было так же неподвижно, как и Марфино.

— К ней иди. Верни дите матери — господь грехи простит. — Марфа встала у двери, открыв Насте проход к Надежде. Цыганка все теми же завороженными шагами подошла туда, где сидела Надежда, и протянула ей малыша. Муравьева привстала, шагнула навстречу и осторожно взяла ребенка из ее рук. Малыш тихо посапывал, причмокивал губками.

Теми же механическими движениями Марфа открыла дверь подвала, ведущую в подземный ход, и сказала по-прежнему неживым голосом:

— Ступай с богом. На тот год сама родишь, свое дите кормить будешь. Ступай — как пришла, так и ушла.