– А что, вы хотели бы услышать, как раньше, приветствие по-французски?
– Пуркуа па? – печально усмехнулся Вишневецкий. – Ладно… Я тебя почти сразу узнал, хоть ты и сильно вырос.
– А вот вы вообще не выросли, Борис Леонидович. Даже усохли. На подножном корме сидите, что ли? А то у них так принято.
– У кого – у них?
Илья хмыкнул и выставил нижнюю губу. Она сильно разошлась, а в углу рта напух большой лилово-синий кровоподтек. Парня вообще порядком отделали, как отметил Борис Леонидович, пообвыкшись в полумраке изолятора: переносица распухла, левый глаз заплыл, на шее – длинная царапина, костяшки пальцев сбиты в кровь. При этом подросток весело и нахально ухмылялся, демонстрируя нетронутые зубы.
– Хорошо, – сказал Борис Леонидович, – давай договоримся. Я не знаю ничего о тебе, ты – обо мне.
– А что такого вы знаете обо мне? То, что я нахожусь в этом чертовом особняке без прежних своих привилегий? Так нынче это в порядке вещей. А что вы жили в Крыму при Врангеле – так я не собираюсь никому говорить. У вас положение даже лучше моего, Борис Леонидыч. Если я заложу вас – то вас просто расстреляют, я думаю… Даже не будут что-то доказывать.
– А если я?.. – буркнул Борис Леонидович.
– А вот если вы заложите меня, то стрелять меня, уж конечно, никто не будет – подумаешь, надцатый внук графа Каледина, сколько их там было?.. Тем более я записан не как Каледин, а вообще как какой-то Холодный… так вот получилось. А вот все эти Пыжи, Сени-бородавочники, Абреки, Ипы… они по отдельности, если совсем покопаться, быть может, не самые плохие пацаны… но вот все вместе – задавят. Или утопят, или в пролет скинут, а потом скажут, что сам.
– Что, бывало?
– А то. Раза два уж. Один раз – сына бывшего городского головы уходили. А второй – какого-то пришибленного, он вообще, кажется, не в себе был… В корыте утоп – не шучу.
Наступила тишина. Рисунок на полу под ногой Ильи разрастался, и проступила чья-то смешная ушастая морда.
– Тебе сколько лет? – наконец отрывисто спросил учитель истории.
– Тринадцать. А что?
– Кошмар.
– Почему?
– Мальчики в твоем возрасте не должны рассуждать, как битые взрослые. Хотя… эх!.. – Борис Леонидович безнадежно махнул рукой. – Конечно, у твоих сверстников, у многих… сейчас год идет за два, за три, за четыре.
– У некоторых отсчет вообще уже прекратился.
– За что они тебя били, Илья?
– А вы как думали, Борис Леонидович? Или ожидали, что они поделятся со мной хлебной пайкой и запасной подушкой? Я Пыжа на смех поднял, а это у них не прощается. Да и Ип, гад, маленький, а ядовитый – свою группу на попа ставит в два счета и против кого угодно. Вот я и встрял.