– Я – настоятель этого храма. В церкви нет главных. Все мы равны перед господом… – настороженно глядя на посетителей, произнес осанистый священник. О, не самую благодарную аудиторию избрал себе отец Дионисий, и совершенно напрасно начал он в таком напыщенном тоне. Семен Андреевич извлек из кармана бумагу и протянул настоятелю. Борис Леонидович стоял у стены и наблюдал…
– Интересно? – прозвучал знакомый голос.
Вишневецкий оглянулся. В двух шагах стоял Илюха Холодный. В его руке была зажженная свечка.
– Ну… Интересно, – отозвался Борис Леонидович. – А ты что тут?
– За упокой ставил. И за здравие. Скоро тут ничего не останется.
– За чей упокой?
– Легче перечислить, за чье здравие. За собственное, кстати. Больше особенно не за кого. А за упокой сейчас как-то востребованнее. И то ли еще будет… – криво усмехнулся Илюха, и Борис Леонидович передернул плечами, вспомнив, что мальчишке идет четырнадцатый год.
Между тем отец Дионисий спрашивал:
– Цель вашего посещения?
– Вы, наверно, слышали, гражданин настоятель, что в стране голод. У нас относительно благополучно, а вот в Поволжье… – Товарищ Лагин покачал головой. – Голодают дети. В России неурожай. Зато в Канаде гигантский урожай пшеницы, и мы можем закупать продовольствие, но на это, как вы понимаете, нужны средства. Издан Декрет Совнаркома… Собственно, вы наверняка об этом знаете. У нас постановление на изъятие ценностей. Не волнуйтесь, гражданин настоятель. Мы – аккуратно и с уважением.
– Аккуратно и с уважением? – переспросил отец Дионисий, из-за его спины которого выступил рослый дьякон, с откровенным подозрением глядящий на вошедших. – Аккуратно и с уважением?
Лагин кивнул:
– Именно так. К тому же мы готовы изъять только те ценности, которые не имеют прямого отношения к богослужению, без которых можно обойтись.
– В конце концов, ни в каком Евангелии не написано, что иконы должны быть непременно в серебряном или золотом окладе, а богослужебные книги украшены драгоценными камнями, – со значительным выражением лица сказал педагог Паливцев. Его дернули за рукав: дескать, не высовывайся, раз увязался.
– Я уполномочен руководить изъятием ценностей из вашего храма, – расставил акценты Лагин.
Отец Дионисий произнес:
– Гражданин уполномоченный, власть, конечно, ваша, но я хочу заметить, что церковь автономна от государства, и потому вы не вправе…
– Чего ты с ним разговариваешь, рассусоливаешь, Семен? – откликнулся один из чоновцев. – Бери его за брюхо и тащи в кладовые. У них там немало ценностей, наши навели справки. С этой контрой нужно по-нашенски, по пролетарскому закону!
– Вот именно! – поддержал Паливцев.
– Идем отсюда! – пробормотал Борис Леонидович.