Жиган по кличке Лед

– А если я не… не положу и пойду…

– С докладом к директору? Ну что же, в лучших традициях Советов, – безмятежно отпарировал Илья. Самообладание и взрослое спокойствие, с которым он это произнес, было поразительно для подростка, которому только что исполнилось 14 лет. Хотя выглядел он куда старше. А некоторые в 17 лет уже командовали полками в Гражданскую войну, некстати подсуропила память историческую справку Борису Леонидовичу…

Вишневецкий попытался успокоиться. Он подвинул мешок к Илье и проговорил:

– Все началось с того налета на дом купца Константинова, ведь верно? А потом продолжилось этой стычкой со скаутами. Кстати, во время твоего отсутствия в городе у них уже официально отобрали здание клуба, а скаутскую организацию объявили закрытой. Слышал?

– Да. Ничего, там ушлые ребята. Один Прутков чего стоит. Глядишь, он нами еще в комсомоле покомандует. Кстати, нас всех на днях туда примут.

Борис Леонидович оторопел:

– К-куда… примут?

– В комсомол.

– Но, насколько я знаю устав нашей школы… в заведениях такого типа нельзя открывать комсомольские ячейки.

– Устав приняли – устав изменят. Понадобится – и пионеры будут.

– Какие еще пионеры?! Вот эти малолетние поджигатели, беспризорники, воришки, стремщики, наводчики, которые поступают в школу «свеженькими», с которыми еще работать и работать? Ты шутишь, Илья?

– Я, может, и шучу. А вот товарищ Лагин – вряд ли. Работа у него такая – вообще мало располагает к шуткам. Я могу забрать назад мешок? А то у Рыжова сегодня день рожденья – пятнадцать лет, вот специально к юбилею приберег. Кхм… Даже не спрашивайте, что и откуда. Борис Леонидович… я вас знаю, потому уверен: не пойдете вы к Круглову. Хотя бы потому, что уверены: ну ничего не сможет сделать Круглов.

Вишневецкий закашлялся. Илья смотрел на него ясными чужими глазами и улыбался. Учитель истории выговорил:

– Ну, спасибо хотя бы за откровенность, что ли…

…С того самого дня Борис Леонидович старался не общаться с человеком, который еще не так давно казался ему единственным не чужим в этом городе. Илья действительно менялся. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, под чьим именно влиянием. Еще два раза в текущем году Илья, Леонид Ипатов и Юрий Рыжов уезжали из города в сопровождении Паливцева и товарища Лагина. И Вишневецкий тоскливо предполагал, что причинами этих отлучек были уже не те – ночные, опасные, заверченные и насквозь противозаконные, если разобраться – налеты. Теперь, думается, как раз все было по закону.

11. Москва. Конец лета 1927-го

– Не падай, сцук-ко! Не падай! Погремим, бедолаги! Жека – н-но… ливай!

Огромный краснолицый человек, под гигантской тяжестью которого трещал изящный венский стул, взмахнул рукой и проговорил:

– Н-да… хорошо тут! Эх! А чего ж не погулять, раз… М-москва златоглавая?..

На более четкую мотивацию того, зачем и на какие средства выпивает в номере одной из самых дорогих столичных гостиниц, он не сподобился. Да, собственно, и зачем?.. В карманах участников попойки лежали не только билеты на обратный путь, но и неплохие деньги, и золотые портсигары, а кое у кого – даже заветные корочки. Нет, не обязательно сотрудников ОГПУ. По крайней мере – не только их.