Мало кто из заключенных мог выговорить такое роскошное слово: «пенитенциарная». Капитан Омельченко окончательно уверился, что этот Каледин – отъявленный негодяй и действительно заслуживает высшей меры. И вот в тот самый момент, когда Омела уяснил для себя эту высокую истину, протолкался к ним Борис Леонидович, сорвал с носа очки, умело протер их и снова водрузил на нос.
– Э-э, мужик!
– Товарищ майор, я – сообщник Каледина.
Наступила тишина. Титов и Омельченко, не моргая, уставились на этого невесть откуда взявшегося типа, сделавшего ну совершенно кошмарное заявление. Лед посмотрел на Вишневецкого и, вдруг узнав того, судорожно сглотнул. Но уже в следующее мгновение сумел овладеть собой. Вишневецкий чуть подкорректировал свои сенсационные показания:
– Точнее, я – потенциальный сообщник Каледина. Я, конечно, не видел его десять лет, но в тот самый момент, как увидел Илью, подумал, что вполне мог бы стать его сообщником.
Титов повернулся к Омельченко и спросил:
– Его уже допрашивали?
– Да нет пока.
– Я имею виду – не применяли дознание с пристрастием?
– У нас – пока нет. А что?
– Да что-то я смотрю – у него мозги напрочь отбиты.
– На содержание не могу пожаловаться, товарищ майор, – доложил Вишневецкий, – а вот эта царапина на моем подбородке и распухшая губа – это последствие падения с нар.
– Н-да… – сказал Титов. – Бывает… Случается, что зэки себя оговаривают, но при этом они выглядят совсем иначе. Вы кто такой?
– Осужденный Вишневецкий, статья 58, пункт 3…
– Э-э…
– Контакты с иностранцами в контрреволюционных целях, приговор: 10 лет с конфискацией имущества, – доложил Вишневецкий.
– А-а, политический? Ну, тебе терять нечего, все равно поедешь куда надо… Только непонятно мне, как ты, контрреволюционный элемент, имеешь какое-то отношение к Каледину, который сидит по нормальной уголовной статье? – искренне удивился Титов. – Слышь, Каледин, ты что, в самом деле знаком с этим гражданином?
Лед встал, заложил руки за спину и засвистел какую-то вульгарную уркаганскую песенку. Потом он покосился на Бориса Леонидовича и бросил:
– Откуда ж мне, гражданин начальник, с «фаршированной олениной» знаться? Этот черт явно что-то попутал. Слышь, четырехглазый? Знать тебя не знаю. Или тебе в цвет к правильной масти прислониться?
– Слышь, Каледин, ты тут при нас не выламывайся на свой блатной манер, – поморщился чувствительный капитан Омельченко. – Товарищ майор тебя спрашивает: правду говорит этот гражданин?